С того момента, как их доступ к земельной собственности был ограничен, дворянки стали выдавать себя за законных наследниц отцовских имений, пользуясь неясностями в Указе о единонаследии. Николай Трескин после смерти отца и дяди оказался втянут в спор с четырьмя своими тетушками, каждая из которых истолковывала положения указа в свою пользу. В ходатайстве, поданном в Вотчинную коллегию в 1722 г., Трескин утверждал, что он — единственный наследник имений недавно умерших отца и дяди. Три сестры его отца получили в приданое движимое имущество, выходя замуж. Что касалось четвертой сестры, Марфы, то, как писал Трескин, «дед мой и дядя и отец мой видя ее такое… желание к пострижению купили кельи в Москве в Страстном девичьем монастыре и в клад дан». Марфа много лет пользовалась финансовой поддержкой братьев, но теперь по неизвестным Трескину причинам пожелала отказаться от послушания и вознамерилась «быть после отца и матери и брата своих наследницею». После смерти второго своего брата, дядюшки Трескина, Марфа приехала к Трескину в деревню и «по брала пожитки ево все без остатку денги и платья и серебряную всякою посуду… и… лошадей… и всякую конную збрую и… вывезла все в Каширском уезде к сестре своей». Остальные три тетки Трескина, в свою очередь, тоже подали жалобы: каждая утверждала, что она и есть единственная законная наследница отцовских владений, так как ничего не получила при вступлении в брак, и уверяла, что другие сестры свою долю уже забрали; при этом все в один голос отвергали претензии племянника.

Как слишком часто бывает, решение Вотчинной коллегии по тяжбе между Николаем Трескиным и его тетушками не сохранилось. Ясно лишь, что у коллегии не было оснований поддержать требования Марфы Трескиной или ее сестер, ведь еще в XVII в. законодатели постановили, что тетки не имеют права претендовать на раздел наследства с племянниками. Тем не менее каждая из этих женщин верила (или утверждала, что верит), что ее статус прямой наследницы отцовских имений после смерти братьев дает ей преимущество перед правами племянника. Более того, каждая привлекала в поддержку своих требований какое-либо из положений Указа о единонаследии. Марфа Трескина заявляла, что отец выделил наследство братьям еще «до пунктов» 1714 г., когда она жила дома; по ее словам, отец хотел, чтобы она унаследовала оставшуюся часть его имения. Сестра Марфы, Матрена, утверждала, что наследство принадлежит ей как старшей из дочерей. При этом все участники спора разделяли мнение о том, что дочери, покинувшие отчий дом с приданым в руках, автоматически отказывались от всяких дальнейших претензий на наследство. Несмотря на то что все положения Указа о единонаследии указывали на Трескина как на единственно возможного наследника, отсутствие в законе четких положений о правах наследования для замужних дочерей позволило теткам Трескина выстроить правдоподобную аргументацию в защиту своих интересов.

Множество споров, порожденных Указом о единонаследии, убедило вдову и преемницу Петра Екатерину I в необходимости устранить некоторые неясности в законе. Одна из статей ее указа 1725 г. представляла собой попытку разобраться в вопросе о наследственных правах замужних дочерей. Статья эта гласила, что если незамужние дочери переживут отца, то старшая должна наследовать его земли, а остальные сестры — разделить между собой движимое имущество. Если же кто-то из дочерей в это время будет уже замужем, то землю унаследует старшая незамужняя девица, ее незамужние сестры разделят движимость, а замужним дочерям не достанется ничего, ибо при вступлении в брак они получили приданое. Наконец, если все дочери на момент кончины отца окажутся замужем, то земля отойдет к старшей, а остальные поделят между собой движимое имущество. Но хотя указ Екатерины и представлял собой смелую попытку прояснить наследственные права замужних дочерей (отличные от прав их незамужних сестер), он не смог положить конец спорам на эту тему.

Время не примирило дворянство с практикой единонаследия. В итоге, когда в 1730 г. на престол взошла Анна Иоанновна, одним из первых ее шагов стала отмена петровского Указа о единонаследии. В докладе императрице от 9 декабря 1730 г. Сенат утверждал, что наделение младших сыновей наследством в движимой форме лишь ускоряет дробление имений, которого пытался избежать Петр Великий. Кроме того, сенаторы отметили, что приданое в движимой форме истощает семейные состояния дворянства, и выступили за восстановление практики пожалования деревень дочерям в приданое. При этом семьи не несли необратимых материальных потерь, так как, давая за дочерями деревни, они могли рассчитывать на возмещение их землями из других родов при женитьбе сыновей.

Через три месяца, в 1731 г., Анна Иоанновна издала указ, в котором не только повторялись некоторые положения Указа о единонаследии, но и удовлетворялось требование дворянства о возврате к раздельному наследованию. Императрица подтвердила упразднение системы служилых и родовых земель (поместий и вотчин) в пользу единой категории недвижимого имущества. В то же время, идя навстречу желанию Сената, она восстановила правила наследования при отсутствии завещания, начертанные в Соборном уложении 1649 г., хотя и с некоторыми изменениями в части законов о женском наследовании. Был восстановлен раздел наследуемых земель и движимого имущества между сыновьями. Для вдов это постановление также было выгодно: отныне супруги получали в наследство одну седьмую часть недвижимости друг друга и четверть движимого имущества. Кроме того, вдовам возвращалось все то, что они принесли в приданое. Хотя седьмая часть недвижимости мужа означала уменьшение по сравнению с одной четвертью, положенной по Указу о единонаследии, но отныне, овдовев, женщина получала эту землю в вечное владение и могла по собственному усмотрению беспрепятственно завещать, закладывать и продавать свою долю наследства. В противоположность наследственным правам дочерей, в 1731 г. права вдов на наследство установились окончательно и с этого времени больше не являлись предметом споров, хотя вдовам нередко приходилось подавать в суд на своих родственников по мужу, которые не отдавали им вдовью часть[33].

Вслед за допетровскими и петровскими уложениями в указе Анны Иоанновны, отменившем единонаследие, пространно излагались наследственные права вдов, а о том, что полагалось дочерям, опять говорилось лишь в нескольких сжатых строках, без всяких пояснений, в чем состояла разница между приданым и наследством[34]. Указом 1731 г. Анна объявила, что родители должны делить имущество между детьми согласно Соборному уложению. Однако по поводу прав дочерей на наследство в указе просто говорилось, что следует «за дочерьми в приданыя давать по прежнему», т.е. так, как было принято до введения Указа о единонаследии. Далее, в законе предусматривалось, что при наличии мужского потомства дочери родителей, умерших без завещания, могли рассчитывать на половину того, что полагалось бы их матерям, — иными словами, на одну четырнадцатую часть земельных угодий и на одну восьмую прочего добра («А дочерям при братьях… против матери или мачехи вполы»); дочери же, не имеющие братьев, становились единственными наследницами. По наблюдению Ю.В. Готье, новые положения указа 1731 г., относящиеся к дворянским дочерям и вдовам, являлись компромиссом между принципами, определявшими их прежние права на поместья и на вотчины. Иначе говоря, отныне женщины могли наследовать вотчины, но их права на эти земли соответствовали законам XVII в. о наследовании поместий — условных земельных держаний за службу. Однако Готье не заметил, что указ 1731 г. внес одно решительное изменение: хотя новый закон и опирался на Соборное уложение при определении количества имущества, на которое могли претендовать женщины, в нем тем не менее заменили понятие.«прожиток» на термин, подразумевающий наделение правами, — «указная часть». Таким образом, послепетровское право не только расширило права дворянок на наследование земельной собственности, но и дало женщинам больше власти над имениями, которыми они владели[35].