Вот только он просчитался, если ждет от меня отношений. Я прекрасно существую с самой собой, мамой, Алиской и Зевсом в одной экосистеме. Я не умираю без мужика. Нет, было бы круто, конечно, если бы вдруг нашелся мой идеальный, но откуда же взяться несуществующему идеальному мужику.

А потом… А потом я знаю, как объяснить ему, что я — не вариант для молодого и красивого бога.

Итак, есть одна женщина, и один мужчина, и десять шагов до кровати.

Вопрос: как быстро с мужика слетят его джинсы?

Ответ: не так уж и быстро. Мои домашние штаны сдирают с меня быстрее, вместе с трусами, и вот оно — я голышом валяюсь на своей незаправленной кровати, а мой юный бог прижимает меня к смятой простыне.

— Боги-и-иня, — тянет мой Аполлон и зарывается лицом в мои груди. Слово “сиськи” не приемлю, уж простите.

Ну, богиня, не богиня, но третий размер. И даже сохранила форму, хоть это и было непросто.

Все как во сне, и даже лучше. И я ему ни капли не польстила, фантазируя, он действительно прекрасен — мое кудрявое совершенство. Прекрасен и ненасытен.

Первый раз — он как будто само собой разумеется, первый раз — это когда пяти его поцелуев мне хватает, чтобы сойти с ума.

Первый раз, когда я захлебываюсь его поцелуями и с удовольствием бы оставила его рот себе на память, потому что он восхитителен. Во всем, что бы он ни делал, к чему ни прикоснулся своим волшебным языком — к губам ли, к соскам ли, даже если просто шептал мне, что я красивая — от всего душа обливалась имбирным сиропом. Сладким, но остреньким.

Первый раз — с искусанными, зацелованными сосками, когда между ног у меня безнадежно сыро уже через пару минут того, как мы оказываемся в постели и мой Аполлон смеется, и не балует меня своим языком. Впрочем, ладно, я обхожусь, мне сейчас не хватает члена. Его крепкого, раскаленного члена. Такого, что достает до дна, задевая абсолютно все чувствительные точки, что у меня есть. И от первого его толчка в мое тело я уже готова умереть и захлебнуться от удовольствия.

Первый раз — происходит почти без слов, мой Аполлон торопливый, голодный, будто все, о чем он думал этой ночью — была я, и именно меня он трахал, именно я извивалась под ним и обхватывала его талию ногами. И он снова рычит, вколачиваясь в меня, и меня немыслимо прет от этих раскатистых звуков. Хочешь меня, малыш? Хочешь?

И нет для меня сейчас другого бога, только он, вот этот вот горячий, ненасытный, страстный бог, не понимающий слова “нет”.

И все, на что я способна сейчас, это: “Боже, еще, еще!”

Первый оргазм — быстрый, яркий, неожиданный. Уж не знаю, что за член боги выдали этому мальчику, но он явно не из обычных запасников, из обычных запасников органы меня так быстро до оргазма не доводят. А тут я лежу и ужасно хочу воды, много воды — а лучше мой личный ледник. Но нет милосердия у этого парня, он стягивает презерватив, и падает со мной рядом.

Но нет, не для того, чтобы просто поваляться, для того, чтобы отдать звонок ко второму акту.

Обожаю его. С этими его мягкими губами, которыми он выжигает мою шею, спускаясь к груди. С этими его пальцами, порхающими по моему телу будто по невидимым клавишам. С этим его языком, которым он нашептывает мне всякие непотребства.

Ох, уж этот эротический композитор. Хотя надо признать, мелодия моего удовольствия у него получается волшебная, я сама себе напоминаю сейчас мягкий зефир, до того много в моей крови сейчас кипит сладости. И ничего не надо изображать — все стоны сейчас — самые живые, самые честные. А этот паразит не торопится с началом второго раза, даже не взирая на то, что и сам он уже готов — я уже проверила, ага.

Я подаюсь вперед, заваливаю своего Аполлона на спину, теперь моя очередь быть сверху.

— Не возражаешь, малыш?

— Еще раз назовешь меня малышом — и я тебе язык откушу, моя богиня, — нахально откликается мой юный бог, а сам опускает ладони мне на талию, подталкивая меня к собственному члену. А мне оттянуть не дает, ни стыда, ни совести у мальчика.

Впрочем ладно, я все-таки не хочу тянуть. Хочу начать еще раз.

И я начинаю. Насаживаюсь, жмурюсь от удовольствия, чуть подаю бедрами вперед. Боже, как классно-то, а…

Раз — и расцветает разноцветный фейерверк на темном небе.

Два — и сладость разливается по языку.

Три — и… хлопает входная дверь.

И я, и мой Аполлон замираем, глядя друг на дружку, будто нас обоих застали на месте совместного преступления. И так и есть, на самом деле.

— Надя, у нас гости? — раздается из прихожей голос мамы. И перед моими глазами живо рисуется тот уровень бардака, что мы с моим Аполлоном оставили, пока распаковывали друг дружку из “обертки”. Более того, я прекрасно представляю там и свою майку, и его рубашку, слившимися на полу в акте той же страсти, что и их хозяева.

Упс…



Самое смешное, что именно в этой ситуации мой Аполлон лишь крепче сжал меня за бока, натягивая на свой член. Черт, как же хорошо…

Зараза, черт возьми. Будто нарочно заставляет сделать что-то, лишь бы не пришлось прерываться. Хотя нет, не будто. Судя по бесстыже смеющимся глазам — он действительно проворачивает это нарочно.

— Ма-а-ам, — издаю я измученный стон запрокидывая голову, — а ты можешь сходить за хлебом?

И пусть хлеб у нас есть, я сделаю гренки, важен не батон, который мама купит, важно, что магазин от нас в десяти минутах ходу и туда-обратно и в магазине — это полчаса. Спасительные полчаса для моего недотраха.

— Могу, — с достоинством отвечает мама из прихожей. — Но будь любезна, не выгоняй мужчину, лишь бы мне не показывать. Кто-то должен съесть торт, который я возьму к чаю.

Входная дверь снова хлопает.

Боже, как я люблю свою маму…

— Какая ты умница, — одобрительно смеется мой Аполлон.

Ну, а что я могла сделать? Слезть с него, чтобы после следующего эротического сна умереть от огорчения?

— Ты поболтать пришел или все-таки будешь зарабатывать свой кофе? — нахально откликаюсь я.

На самом деле зря это делаю. Мой сладкий мальчик чуть подает бедрами вверх, толкаясь в меня сильнее. Боже, какой же кайф…

И мне радостно снова слышать его голос. Мне радостно видеть, как уже мое наваждение захлебывается воздухом от всякого движения моих бедер. Я бы затрахала этого дивного мальчика до инфаркта, если бы не считала, что мое совершенство должно жить безумно долго.

Рычи, малыш, рычи. И пусть эхо твоего голодного рычания рассыпается в моей душе гулко и звонко, как разлетаются по полу бусины. Рычи и бери меня, раз уж пришел, потому что сейчас я хочу тебя, сейчас я без тебя не могу, и даже не уверена, что в ближайшую пару месяцев смогу посмотреть хоть на кого-нибудь еще как сексуальный объект. Уж больно ты хорош, мой дикий Аполлон.