Она быстро оглядела меня с ног до головы, настолько быстро, что, может, мне это только показалось.

– Вроде бы Аннабел понравился твой ответ вчера. – Она помолчала. – По-моему, она…

– Эй вы там. – Робин наклонилась к нам. – Есть кое-что важное.

– Что? – Грейс откинулась на спинку дивана.

– Кровавая или вишневая? – Мы непонимающе уставились на нее. – Я про помаду, дуры. О господи. С вами каши не сваришь.

Алекс отпихнула Робин локтем и вытащила из-под стола сумку.

– Мне пора.

– Но мы же еще не решили, – капризно сказала Робин, не давая ей встать.

– Ты какое платье собираешься надеть, черное? – спросила Алекс.

– Ну.

– Значит, помада красная, будет отлично, – бросила Алекс, облизывая губы. – Отстань уже с этим.

Робин встала и склонилась над столом, вытянув одну ногу. Алекс лягнула ее, она убрала ногу, Дина едва не упала.

– Приятно было познакомиться… Черт. – Алекс засмеялась. – Я собиралась… Забыла, как тебя зовут.

– Вайолет, – подсказала Робин. – Ее зовут Вайолет.

– Ясно, – кивнула Алекс. – Что ж, приятно было познакомиться, Вайолет.

Слегка уязвленная, я кивнула. Забыла, видите ли, как меня зовут.

– Взаимно.

После ее ухода разговор продолжился. Робин выбирала цвет лака для ногтей, прикидывала длину ресниц, сочетания цветов – на выходных в общежитии ее парня намечалась вечеринка. У меня все еще кружилась голова от кофеина и сигаретного дыма – в кабинке можно было топор вешать (девушки все время передавали друг другу сигарету, да и зажигалка Робин, в которой почти кончился бензин, была у них, похоже, одна на всех), – и я решила, что надо уходить, сделать вид, будто просто куда-то спешу.

– Увидимся на следующей неделе, – дружно сказали девушки так, будто были уверены, что я вернусь. Я слегка покраснела, благодарная такой формулировке.

Я пошла домой кружным путем, через пляж, где ласково и ровно набегали на песок волны, из павильона в конце пирса доносилось негромкое пение. В окрестных домах одинокие люди смотрели фильмы для семейного просмотра на мерцающих экранах телевизоров, на шторах у всех отражался один и тот же причудливый рисунок; соседская собака лизнула через забор мою руку, хозяйка – седеющая дама – окликнула ее.

– Добрый вечер, миссис Митчелл, – крикнула я, придав голосу интонацию, наиболее подобающую для разговора со старшими. Ее внук – круглощекий коротышка, постриженный под горшок, годом-двумя старше меня, – сидел на втором этаже у окна комнаты, где стены были оклеены изображениями драконов и чародеев. Я с улыбкой посмотрела на него; он задернул шторы, а миссис Митчелл, не оглянувшись, захлопнула дверь.

Все выходные я не могла заснуть. Мерила шагами коридоры, днем, в три часа, смотрела с мамой повтор какой-то серии «Она написала убийство», шести-, семи-, восьмичасовые выпуски новостей. Соскребала плесень с горбушек и готовила тосты для нас обеих, продолжая в уме разговор с девушками, каким бы он мог получиться, если бы они снова позвали меня в свою компанию. Придумывала общие темы, где могли бы пересечься наши интересы, составляла перечень вещей, о которых могла бы поговорить так, чтобы показаться им неординарной или остроумной, либо и то и другое. В дневнике я помечала, не дописывая до конца, начальные фразы, прикидывала темы для обсуждения, а потом, краснея от стыда за собственное бессилие, вырывала страницы.

У двери я нашла кипу запыленных каталогов и составила список одежды, которая, как мне казалось, могла сделать меня более похожей на них, косметики, которая могла бы им понравиться и была совсем не похожу на мою. Пока мама спала, зазвонил телефон. Я отвечала, подражая ее голосу, нервно отрывая полоски от обоев. Она ничего не заметила.

В понедельник, однако, девчонок в школе не оказалось. Я переходила из аудитории в аудиторию, ожидая наткнуться на них на каждом углу, заметить в безликой толпе. Я обошла спортивные площадки в надежде найти там Алекс, чье имя видела в составе команд по нетболу[5] и лакроссу; прочесала все закоулки читального зала в поисках Грейс; затем мастерские, где, возможно, занималась рисунком Робин. Ни самой себе, ни им я бы ни за что не призналась, что пытаюсь их найти, – я просто слонялась, злясь на весь свет. Я уверяла себя, что изучаю географию школы.

Остановившись перед кафедрой английской литературы, я увидела написанные на доске крупным почерком строки из Чосера. Я помню их даже сейчас: «Подумать только, что воображенье / Такое может вызвать потрясенье, / От выдумки ведь можно умереть»[6].

– Привет, новенькая, – прозвенел у меня за спиной, вспугнув тишину, чей-то голос.

Я резко обернулась и перехватила изучающий взгляд невысокой – а точнее сказать, крохотной – блондинки, одетой с головы до пят в цвета школьной спортивной команды. Она наматывала на палец ленточку. Она была красива, но какой-то сонной красотой – с тяжелыми, как у куклы, полуопущенными веками, которые хотелось закрыть большим пальцем.

– Ты что тут делаешь? – Она смотрела на меня с легкой улыбкой, наполовину приветливой, наполовину подозрительной.

– Да так… Осматриваюсь.

Ладони почему-то вспотели.

– Я видела тебя на прошлой неделе с этими странными девицами. Это, конечно, не мое дело, но… Ты вроде нормальная девчонка, и если хочешь завести здесь друзей, держись лучше подальше от этой компании.

– Почему?

Удивило меня не ее мнение о девушках – хотя, естественно, стало любопытно, – а тот факт, что меня вообще кто-то заметил. Сама себе я казалась невидимкой, растворившейся в толпе.

– Ты правда хочешь знать?

Я кивнула. Кто-то в коридоре запел высоким голосом, слегка фальшивя. Девушка поморщилась.

– Что ж, ладно, – сказала она, перебрасывая рюкзак с одного плеча на другое. – Эмили Фрост помнишь?

Я повторила про себя имя. Где-то я его слышала, но где именно, так и не вспомнила. Я пожала плечами.

– Где ты, говоришь, училась?

– В Кирквуде.

– Стало быть, ты местная. В таком случае ты могла слышать это имя в новостях. Похоже на случай с Ричи.

– С кем, с кем?

– Ричи. Ричи из «Маникс»[7]. Исчез. Бесследно. О господи, ты хоть что-нибудь читаешь? – В тоне ее, на удивление приятном, слышался мягкий упрек. Я кивнула. – Об Эмили весь прошлый год в новостях говорили. Она похожа на тебя, разве что… – Девушка оборвала себя на полуслове. У меня перед глазами стояло лицо – я знала, что сейчас скажет блондинка. – Красивая. Красивее тебя.