Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так ты расскажешь?
– Что? – опомнилась Марта.
– Как у тебя дела? Мы так и не пообщались нормально на дне рождения Тани, зато сейчас самое время.
– Норм…, – Марта осеклась и не стала договаривать. – Не знаю. Что-то хорошо, а что-то нет.
– Например? Я же у тебя не провидица. Язык создан, чтобы на нем говорить и делиться чем-то, а не играть в угадайку.
– Ты подумаешь, что я ненормальная.
– Глупости какие! Никогда так не подумаю.
– Мне кажется, я не справлюсь.
– С чем? – брови удивленно поползли вверх. – Милая, изъясняйся точнее.
– Со скрипкой. Я не успею подготовиться. Вчера вот день рождения, потом уже только во вторник, – с каждым словом Марта набирала скорость. – А там еще чего родители придумают. Мне времени не остается. Дома репетировать не получится. Папа вечно недоволен, когда я ее достаю.
– Теперь ты очень тараторишь. Не спеши, – бабушка погладила внучку по руке. – Все ты успеешь. Еще два месяца.
– Всего лишь.
– Целых два месяца, – настаивала Леся. – Чем больше ты будешь нервничать, тем меньше будет получатся. Скажи, есть польза от того, что ты так переживаешь?
– Нет, – призналась Марта.
– Тогда зачем? Давай ты спокойно будешь заниматься и все. Мы еще к этому вернемся. Что еще у тебя нового? Как в школе.
– Как обычно. Вот, пожалуй, в школе без перемен. Отличницей мне, думаю, не быть, но и без троек, наверное, закончить смогу.
– Звучит, конечно, не очень, – бабушка засмеялась, прикрывая рот рукой, – но уже неплохо.
– Как я не люблю алгебру с геометрией! Ты не представляешь! – Марта закатила глаза и тяжело вздохнула.
– Наверное, также как я химию. Поэтому еще как представляю. А что друзья?
Марта прикусила нижнюю губу. Ее смутило слово "друзья" во множественном числе. Последний раз, когда она дружила с кем-то кроме Снежаны, был в шестом классе, а с тех пор осталась только она.
– Милая моя, можно я скажу, но только ты не обидишься?
– Можно.
– Ты хорошая, добрая девочка, только совершенно не хочешь в себя поверить. Снежана, наверняка, хорошая подруга, но вокруг тебя много других людей. Ты ведь понимаешь, что не сможешь, как сейчас, всю жизнь сидеть с ней за одной партой? Потом вам исполнится по восемнадцать лет, и, вполне возможно, многое изменится.
– Я так далеко не заглядывала.
– А здесь не надо заглядывать. Жизнь такая штука. Я не предлагаю тебе дружить со всеми подряд. Я только прошу тебя не боятся этого делать. Иначе что? Ты останешься совсем одна? Будешь ходить из дома на работу, с работы домой и злобно поглядывать на окружающих только от того, что твой мир сожмется до крохотных размеров?
– Кажется, кто-то недавно говорил об этом.
– Кто?
– Я не помню, – нахмурилась Марта.
– Тогда этот кто-то был абсолютно прав. Не поступай так с собой.
– Да, кому я такая нужна?
– Какая?
– Вот такая!
Бабушка покачала головой.
– Ты в первую очередь нужна самой себе. Ты у себя одна. И, поверь мне, через год или два ты себя не узнаешь, – опираясь на стол, Леся поднялась. – А теперь погоди минутку.
Медленный шажками бабушка ушла в другую комнату. Марта заметила, что Леса шла, почти не поднимая ног и постоянно держалась за стену. Так было каждый раз, когда у нее начиналось обострение, и болела спина.
Из комнаты доносились звуки открывающихся ящиков шкафов и бормотание. Все закончилось победным возгласом: "Думала от меня спрятаться? Не вышло!"
Бабушка Леся вернулась со старым коричневым футляром в руках, который Марта видела раза три за свою жизнь, и у нее перехватило дыхание.
– Если твой папа против, то мы будем репетировать здесь! – решительно заявила бабушка.
– Но это ведь дедушкина скрипка.
– Дедушкина, да. Но, знаешь, я подумала и поняла, что если буду хранить память о нем таким образом, то это совершенно ни к чему не приведет. Он бы меня ругал за то, что я позволяю вещам чахнуть и умирать. Его скрипка, его книги и даже ботинки должны использоваться по назначению, а не гибнуть, спрятанные безутешной старухой.
– Ты не старуха.
– Это спорный вопрос, хорошая моя. Дедушки нет с нами уже десять лет, и за все это время я так и не осмелилась дотронутся до его вещей. Но… Ты помнишь его?
– Плохо, – призналась девушка. – Я помню вы приезжали к нам. Я выбежала из комнаты и увидела вас в коридоре. Дедушка держал в руках этот футляр, а на нем было, кажется, бежевое пальто.
– Да, бежевое. Все так. Оно до сих пор весит в шкафу. Ты можешь посмотреть, если захочешь.
– Потом я помню, как сижу в папином кресле. Накрыт стол, а дедушка играет на скрипке. Я не могла оторвать от него глаз. Но я не помню, что он играл.
– Ты не поверишь. То же самое, что любишь и ты – "Муки любви".
Марта улыбнулась, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.
– Он… – Марта всхлипнула. – Он был таким чудесным.
– Да, – бабушка тоже заплакала. – Да, был. И если бы он был сейчас здесь или наблюдает за нами, он бы сказал, что хочет, чтобы ты играла на его скрипке. Знаешь, как он говорил?
Марта помотала головой.
– Музыкальные инструменты – живые создания, но живут они только тогда, когда из них льется музыка, – бабушка положила футляр перед внучкой. – Давай откроем ее, и ты сыграешь.
– У меня плохо получается.
– Даже если так, то у тебя есть дедушкина скрипка, чтобы научиться. Давай. Смелее.
Марта нажала на два маленьких замочка, и они тут же отщелкнулись. Ее тонкая рука провела по старой грубой поверхности футляра, тут и там на пути встречая царапины и небольшие вмятины. Марта подняла крышку и увидела ее.
В этом не было никакого смысла, и она не могла объяснить, но она почувствовала запах одеколона дедушки, словно он стоял за спиной и наклонился над ее плечом, чтобы тоже взглянуть на музыкальный инструмент.
Он ушел так рано. Марта помнила его лицо только по фотографиям. Но чувство, как она сидела у него на коленях, пока он читал ей книжку с яркими картинками, никогда не покидало ее. Она помнила, как поднимала голову, чтобы взглянуть на дедушку, но лицо ускользало, и оставался только образ.
– Попробуй, – уверенный голос бабушки говорил о том, что она настроена решительно.
Марта с трепетом прикоснулась к корпусу скрипки и достала ее и смычок из футляра.
– А соседи?
– Не бери в голову! – Леся махнула рукой. – Там живут все те же
