За плотными ставнями и запертой на засов дверью пятеро казаков теснились вокруг Василия Бугра. По его обнаженному до пояса мускулистому телу двигались тени и светлые пятна от пламени свечи.

Бугор шепотом поведал друзьям свой план. Те не спорили. Они лишь удивлялись смелому и дерзкому плану, Удивлялись и восхищались им.

— Ай да Василий! — повторял Кокоулин, прищелкивая языком. — Ай да Бугор!

Артемий Солдат досадовал, что побег состоится не сегодня, а через три дня. Иван Пуляев также советовал дело не откладывать.

— Чем дольше готовишься, тем заметней, — говорил он.

Однако на удачный побег можно было рассчитывать лишь в ночь на первое июля, когда люди Шалама Иванова будут стоять на страже у городских ворот.

Начальником беглого отряда решили избрать Ивана Редкина, одного из старших по званию. Он во всем соглашался с Бугром и, подобно Кокоулину, глядел на него с восторженным удивлением.

Бугор предложил от каждого участника побега взять подписку, что он обязуется не грабить и к другим отрядам не перебегать. С нарушителей брать штраф в триста рублей. Все было решено, и Редкин с Шаламом Ивановым ушли.

Наступила ночь на первое июля, белая ночь. Светлое, небо было безоблачным. Город спал. В тишине только лаяли собаки да слышались шаги стражи.

В узком переулке показались четверо казаков. За их спинами висели бердыши и туго набитые сумы, в руках — пищали; звякали сабли.

Казаки подошли к городским воротам.

— Стой! Кто идет!

— Погыча! — тихо ответил один из казаков.

— Проходите.

У ворот стоял сам начальник караула Шалам Иванов.

— Ты, Василий?

Ворота беззвучно отворились, и четверо казаков исчезли за ними.

Одна за другой группы казаков выходили из города. Пропустив последних, Шалам Иванов сам вышел за ворота.

Все пятьдесят беглецов тихо пробрались к берегу Лены, где был причален большой коч торгового человека Щукина. Это был последний коч из числа спущенных на воду.

За две недели казаки с завистью и волнением видели, как пятнадцать кочей ушли из Якутского острога вниз по Лене. Больше четырех сотен торговых и промышленных людей ушли на Яну, Индигирку и Колыму для торга и промысла. И Щукин давно бы ушел, да его задержали судовые мастера.

Коч Щукина, оснащенный и наполовину нагруженный, стоял, готовый к отплытию. Его мачта четко выделялась на фоне светлого неба. Справа чернели четыре недостроенные коча, стоявшие на берегу.

Шагов за двести до коча Василий Бугор подал знак ложиться. Казаки залегли за песчаной грядой. Бугор послал Павла Кокоулина с четырьмя пластунами перевязать сторожей у амбара. Артемия Солдата он направил к кочу Щукина.

Оставив сумы и тяжелое оружие, пластуны поползли, виляя меж песчаными холмами, словно ящерицы, и скрылись, слившись с землей. Наступила тишина.

Но вот впереди послышалась глухая возня. Снова смолкло. Вскоре, словно из-под земли, выросла фигура Евсейки Павлова, ушедшего с Артемием Солдатом. Хитро ухмыляясь и вытирая кулаком веснушчатый нос, он сказал:

— Связаны сторожишки…

Бугор ему ничего не сказал, продолжая посматривать в сторону коча. Из-за гребня дюны показалась ладная фигура пластуна Василия Вилюя. Он весело доложил:

— Сделано!

— К кочу! — приказал Бугор.

Отряд поднялся. Схватив сумы и пищали, казаки побежали к судну. Пластуны Артемия Солдата уже выносили из него связанных сторожей.

Работа закипела. У амбара высадили дверь и мешки с мукой быстро погрузили на коч. Ни лишних слов, ни лишней суеты не было. Казаки работали дружно. Их лица оставались серьезными, но каждому было весело.

Начальник отряда Редкин приказывал мало. Он все предоставил своему помощнику — Василию Бугру. Казаки больше считались с Бугром. Как-то само собой получилось, что по каждому делу казаки обращались именно к нему, и Бугор отдавал приказания, словно он, а не Редкин, был начальником.

Подошел Павел Кокоулин.

— Василий, а как с теми кочами быть, с недоделанными? Не повредить ли их маленько? Как бы на них не догнали…

— Не трожь, — ответил Бугор. — Вчерась я те кочи видел. Они и за неделю не будут на воде. А там поймай-ка! — подмигнул он Кокоулину.

Кокоулин беззвучно засмеялся.

— А карбасы, — приказал Бугор, — прихватить с собой.

Два карбаса подняли на коч.

— Ну, Иван, — обратился Бугор к Редкину, — приказывай подъем[34].

Редкин махнул рукой. Кокоулин сбросил чалку, и коч, медленно разворачиваясь, стал отваливать от берега. Казаки опустили весла на воду. Отдаляясь от берега, коч несся вниз по течению. Дул попутный полуденник[35]. На коче подняли парус, и скоро бревенчатые башни острога скрылись за уступом берега.

Ранним утром Якутский острог проснулся от набата. Большой колокол тревожно гудел. Собаки подняли разноголосый лай.

Каждый, натянув на себя одежонку, спешил на улицу. Казаки выбегали с пищалями и бердышами: тревога бывала и при пожарах, и при нападениях на острог.

Двери отворялись, из-за них высовывались взъерошенные головы заспанных людей. Испуганными голосами они спрашивали пробегавших казаков:

— Пожар?

Михайла Стадухин прибежал на площадь вместе с другими казаками. Сначала он ничего не понимал. Вдруг раздался отчаянный крик:

— Ограбили! Душегубы! Разбойники! По миру пустили! Люди добрые! Ратуйте!

То Василий Щукин узнал, что нет его коча, что амбар растворен и пуст. Бросив шапку, бежал он к хоромам воеводы, крича и плача.

Скоро весь город знал о побеге казаков. Щукина не очень жалели: знали, — у него в городе были и нетронутые амбары.

Узнав о бегстве казаков, Михайла Стадухин помрачнел.

— Не иначе как на Погычу побегут, — шептал он сквозь зубы. — Знаю я Ваську Бугра: он своего добьется.

Воевода, выслушав донесение о бегстве ночного караула с Бугром и Редкиным, догадался, что главарем был Бугор. Не слушая жалоб Щукина, воевода послал за сыном боярским[36]Василием Власьевым. Власьев получил приказ собрать отряд надежных казаков и вернуть беглецов. Но скоро Власьев доложил воеводе, что за беглецами гнаться не на чем: не осталось ни одного готового коча. В тот же день все судовые мастера были поставлены на шитье кочей.

Всю ночь не спал Михайла Стадухин. Утром он надел новый кафтан, повесил через плечо перевязь — берендейку — и, гремя саблей, отправился к воеводе.