Она спросила с ноткой вызова:

— А если недостаточно востребована?

— Простите?

— Если, говорю, — сказала она, — в полноймере будет востребована только через год-два, а то и десять лет?

Я пробормотал:

— Конечно, хорошо быть Коперником, но и на костер нехочется. С другой стороны, производство любой серьезной игры занимает нескольколет.

Она ахнула:

— Так долго? Больше, чем фильм?

— Фильм ерунда, — сказал я спренебрежением. — Актерам велел смеяться — смеются, велел плакать —плачут. А тут все нарисовать надо… Так что байма — это серьезно и, главное,долго.

Она смолчала, наблюдая, как я, слегка нарушая,перестраиваюсь из левого ряда в правый сразу через две полосы. Там пополз,выбирая щелочку, куда можно втиснуться машине. К счастью, повезло, впереди одинкак раз отъезжал, я сбросил скорость до черепашьей, затем втиснулся наосвободившееся пространство, опередив сразу двоих, что уже присматривались.

Я нарочито выбрал кафе, а не ресторан, а то подумает ещечто, хотя это кафе даст сто очков иному ресторану. Уютный зал, прекрасная, подстарину, мебель, яркие люстры под потолком, не люблю дурацких свечей на столах,накрахмаленные салфетки и меню в толстых папках из дорогой кожи.

Я придержал для Тамары стул, она опустилась царственно испокойно, словно придвигаю вот так уже лет десять и не отдерну, чтобы с визгомгрохнулась на пол, нелепо задрав ноги.

В самом деле, был импульс тихонько убрать, не люблюважничающих, но эта королева чего-то трусит, чувствую, не такой уж я изахайтекенный.

Официантка появилась после строго рассчитанной паузы,женщина должна за это время что-то выбрать и сообщить кавалеру, однако мыкак-то забыли про меню, я спохватился и сказал быстро:

— Да вряд ли у вас есть все, что в меню… больно здесьвсего много. А что готово прямо сейчас? Мы зашли просто поужинать.

— Прямо сейчас могу подать…

Пока она перечисляла, я повернулся к Тамаре:

— Что-нибудь особое?

Она покачала головой, на лице проступила недовольнаягримаска.

— Нет. На ваш выбор, только совсем немного.

— Хорошо, — сказал я. — Салат из свежиховощей и рыбы, пару бифштексов, ваши знаменитые блинчики. Кофе капучино,мороженое а-ля герць.

Официантка ушла, Тамара продолжила:

— В детстве все люди жестоки. Играя, обрываем бабочкамкрылышки, жучкам — лапки, усики… Но сперва отдельные люди перестают это делать…когда взрослеют, потом и человечество принимает такие нормы. Уже для всех.

— В отношении человеков? — спросил я.

— Не только, — ответила она. — Несмотря набольшие расходы, сейчас на бойнях устанавливают новейшие и дорогостоящиетехнологии, чтобы убивать скот без мучений. Раз уж мы пока не в состоянииотказаться от поедания мяса…

Я сказал с неловкостью:

— Знаете, ваш деловой облик, Тамара, как и вот даже этона «вы», очень даже не вяжется с вашей деятельностью.

Она смотрела, как школьная учительница на не самогоприлежного ученика, строго и снисходительно.

— А в чем несоответствие?

— Только, умоляю, не бейте!.. Вижу вас настоящейбизнес-леди, которая занимается только реальными делами…

— Ну-ну, дальше. Не останавливайтесь, я же чувствую,что дальше идет какая-то гадость.

— Не гадость, — запротестовал я, — анесколько несерьезная сфера деятельности. Даже над «зелеными», что уже реальнаясила, и то смеются, а вы вообще куда залезли! Виртуальных животных спасать!..

Официантка появилась тихая, как призрак, быстро и ловкорасставила блюда. Я развернул салфетку, Тамара с прямой спиной и лицом фараоншивзяла в одну руку нож, в другую вилку.

— «Зеленые», — заговорила она ровнымголосом, — когда только начали появляться, над ними хохотали куда больше,чем вы над нами… Тогда мир был жестче и грубее. Их высмеивали, нередко простоизбивали. Мужчины гордились всегда и сейчас гордятся подчеркнутой грубостью.Хохочут громче, ходят шире, на охоту ездят, якобы им это доставляет несказанноеудовольствие… Это в наше время — на охоту!

Я смолчал, это ей да и мне, если честно, охота кажетсядурацким занятием, а кому-то в самый кайф. Все можно подверстать поддурацкость: альпинизм, игру в покер, туризм, вообще весь спорт. Но раз этосуществует, то, видимо, зачем-то нужно, хотя я, конечно, будь моя власть, спортзапретил бы вовсе. Но я бы, наверное, закрыл и всю эту хрень, где пиликают наскрипочках.

— Да, — согласился я нехотя, — «зеленые» впоследние годы обрели силу. Правительства под их зверским нажимом дажепринимают законы… Но они хоть о реальном мире!

Она резала бифштекс ровными дольками, красиво накалывала иотправляла в умело накрашенный рот. Ее неспешные движения, полные неясного мнеочарования, на миг сбили с мысли, я же приготовил убийственный довод, а теперьон выпорхнул, как испуганная ворона.

— С точки зрения реальности, — проговорила онанегромко, — так ли уж важно, чтобы женщины ходили в синтетических шубах, ане в содранных с убитых для этой цели животных?.. Это нисколько не влияет намировую экономику.

— Так в чем же дело? — спросил я озадаченно.

— В росте нравственности, — ответила она тихо,будто сама стеснялась высоких слов. — Когда-то мы… а это действительно мыдобились того, что людей перестали приносить в жертву. Здесь тоже экономика нипри чем! Людей рождалось много, почти все гибли, не доживая до полной старости,так что принести на костер или положить на жертвенный камень и, распластав,вытащить еще живое сердце было не потерей. Ни для человечества, ни даже дляплемени. Согласны? Это «зеленые» тех веков добились, чтобы людей заменилиживотными.

— Ух ты!

— А потом, — продолжала она чуточку устало, —они же добились, спустя века и тысячелетия, чтобы животных заменили чем-то ещеболее простым и менее кровавым: ленточками, цветами, ладаном… Вот видела, какна Пискаревском кладбище ребенок положил конфету на плиту братской могилы… Такчто, Владимир… простите, как вас по отчеству?

— Просто Владимир, — сказал я поспешно и зачем-тодобавил: — А то у меня отчество слишком длинное.

Она кивнула:

— Так что, Владимир, вы это зря! Над теми, кто требовалзаменить человеческие жертвоприношения на животные, смеялись куда жестче, чемвы над нами. Это не упрек, просто экскурс в историю. Вы ж такие крутые,отважные, презирающие слюни… а тут вдруг нехорошо людей бросать на жертвенныйкамень!

Я кивнул, сказал торопливо, стараясь перехватить мысль, покаона меня совсем не втоптала в землю: