чем я догадался, кто может быть передо мной. Сначала я даже подумал, что это вновь какой-то отголосок былых похождений реципиента, в тело которого я не так давно относительно попал. А потом я понял, кого мне напоминает этот мужчина.

— Вы — господин Садовой? — спросил я.

Мужчина встал со своего стула, сделал два шага назад, являя мне испуг.

— Скажите, где моя дочь, и я просто уйду, — сказал бывший архитектор.

— Так вы хотели убить именно Кулагина? — спросил я.

Тот промолчал. Но его слов уже больше было и не нужно. Ведь всё достаточно логично и понятно. И, может, было бы неплохо, чтобы задумка Садового удалась. Его схватили бы, и никаких подозрений в мою сторону не было бы. А уже после я мог бы с чуть большей уверенностью низвергать иных, менее деятельных и менее авторитетных воров в обличии чиновников Российской империи.

Но такие мысли — бесчестные. Я могу подставлять тех чиновников, в чьей вине уверен, если знаю доподлинно, что они люди гадкие, преступники. Но есть и хорошие люди, и важно, чтобы они не пострадали прямо или косвенно от такой моей деятельности. А то, что Садовой пострадал и сейчас вернулся с оружием в руках, для мести — для меня не преступление. Для меня это — справедливость и правда. После такой акции, как правило, никому добра не будет. Садового, возможно, даже и казнят (кстати, не знаю, есть ли сейчас в Российской империи смертная казнь). Ещё вновь не обретя отца, Маша вновь его потеряет. От этого икому добра не будет.

— Маша у меня, я ее сестрой назвал. Кулагина я ненавижу и презираю. Готов убить, но тогда, как это будет возможным, — сказал я и улыбнулся. — Будем вместе добиваться правды, господин архитектор!

Глава 4

Андрей Васильевич пребывал в необычайно скверном расположении духа. Оно-то и не мудрено. Такого скандала, который произошёл в ресторане «Морица», пока еще вице-губернатор не мог представить себе даже в самом жутком сне.

Но бесило не только то, что его выставили трусом и подорвали веру всех и каждого в его, вице-губернатора Кулагина, всесилие. Он вдруг осознал, что подобный метод социального и политического, может, и физического убийства вице-губернатора, то есть его, как просто прийти в ресторан и опозорить — более чем действенный. Вот так можно прийти и… Все, считай, что политический труп. Вот, чем ему сейчас отвечать Шабарину?

Первое, что пришло в голову вице-губернатору — самое настоящее убийство. Нужно срочно убрать Шабарина, и с этим, вроде бы как, все проблемы должны разрешиться. Но остатки здравомыслия всё-таки сопротивлялись подобному решению. Впрочем, эмоции начинали брать верх в сознании весьма хитрого и изворотливого Андрея Васильевича Кулагина, превратившегося сейчас хоть и в растерянного мечущегося, но все еще зверя, способного кусать.

— Борис, на тебя уповаю! Ты должен убить Шабарина, но сбежать, обязательно сбежать! — обращался Кулагин к одному из своих исполнителей по прозвищу Бэра.

Борис, сын Игната, по фамилии Матюшенко, опешил. Ещё никогда хозяин таким образом его не называл. С одной стороны, наивный, где-то даже по-детски, разум Бэры возрадовался тому, что хозяин проявляет такое уважение к нему. Впервые именно к нему, к Бэре, а не к этому выскочке Тарасу, который уже провалил несколько последних заданий хозяина. А был бы там он, Бэра, так точно бы всё сделал. С другой стороны, животный инстинкт мужика подсказывал, что такая перемена хозяина не к добру.

— Что сделать нужно, ваше превосходительство? — сказал мужик, подавив в себе сомнения.

Ибо Бэра уже давно хотел стать кем-то побольше, чем простым бойцом. Он жаждал заменить Тараса, так что шанс упускать не хотел.

— Ты должен убить Шабарина! — нервно выкрикнул Кулагин, а после даже чуть вжал голову в плечи, испугавшись своей неконтролируемой эмоции.

У него даже промелькнула мысль, а не надо ли пересмотреть своё отношение к случившемуся, всё переоценить, подумать, как же выйти лучшим образом из сложившегося положения, но эмоции вновь взяли верх.

— А как мне это сделать? — спросил Бэра.

Кулагин сморщился. Насколько же он обеднел на хороших исполнителей! А ведь раньше получалось абсолютно всё. К примеру, Олена могла очаровать любого из потенциальных врагов Кулагина, отравить так, что никаких подозрений на отравление не будет. Тарас в кулаке держал криминал Екатеринослава, да и всей губернии, может, только за исключением Мариуполя и Ростова. Хотя и оттуда шли нескончаемым потоком деньги от доли в контрабанде. Была подконтрольной сильная банда Ивана Портового. Которой сейчас и вовсе нет, и Кулагин, вопреки логике, обвиняет в этом опять же Шабарина.

И неужели всего лишь выпадом в ресторане можно вот так вот взять и всё перечеркнуть, поставить крест на всех тех делах, которые выстраивал он не один год, не два, а десятилетия, даже получал в наследство от предыдущих руководителей губернии?

Кулагин хоть и был, и казнокрадом, и мздоимцем, но странным образом он все же любил Россию. И вот на его лице промелькнула улыбка. Его посетила мысль, которая хоть что-то объясняла из того, что происходит с Кулагиным, со всеми его делами.

Они хотят, чтобы в России действовали законы? Или чтобы каждая бумажечка была к бумажечке, чтобы процветала бюрократия? Так не бывает, или, может быть, подобное будет, но лишь когда власть имущие начнут ломать Россию через хребет. Вот она, Россия! Когда все бумаги у Кулагина в порядке, когда ревизор не находит ни одного нарушения, но стоит лишь Шабарину просто объявить о том, что есть доказательства неких его преступлений, и люди, ещё не увидев никаких документов, уже будут огульно обвинять во всех смертных грехах Андрея Васильевича Кулагина.

Потому что у русских есть вера в справедливость, но почти что не воспринимается понятие «свобода». А вот воля — это понятно русскому человеку. Так что воля и справедливость! И н еважен закон, вернее, он вторичен. А воля и свобода, как это понимал Кулагин, не одно и то же. Свобода — это может быть каким-то юридическим, законодательным явлением. А у русского человека не законом жизнь идёт, он душой чувствует, справедливостью видит.

Так что, да, Шабарин нанёс такой удар по вице-губернатору, после которого ему крайне сложно будет опомниться. И будет абсолютно невозможно жить далее, не заполучив документы, которые могут быть у Шабарина.

— Ты должен сжечь те апартаменты, в которых остановился Шабарин. Но убедиться, что он спит в своём