Фэйрфакс вскинул руки:

— Давайте помолимся.

Паства преклонила колени.

— Господи! Ты нам прибежище в род и род. Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог. Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: «Возвратитесь, сыны человеческие!» Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи…[7]

По окончании молитвы, к изумлению Фэйрфакса, Роуз встала и двинулась мимо него к органу. Где-то одышливо засипели и загромыхали незримые мехи. Роуз очень чисто сыграла вступительные такты, после чего остановилась. Собравшиеся зашелестели страницами молитвенников. Зазвучали ноты древнего гимна.

Не прекращая петь, Фэйрфакс принялся разглядывать прихожан. Несмотря на непогоду, отдать дань уважения старому священнику собралось больше сотни человек — худых, оборванных, с загрубелыми лицами крестьян в убогой одежде, чья внешность красноречиво свидетельствовала о беспросветной жизни с бесконечными родами, тяжким трудом и постоянным недоеданием. И тем не менее они пели с воодушевлением. По крыше барабанил дождь.

Когда гимн допели, он кивнул женщине, сидевшей в переднем ряду; судя по всему, это и была леди Дарстон. Та поднялась на ноги и раскрыла свою Библию. По крайней мере, она принадлежала к избранному обществу. Фэйрфакс сразу же понял это по ее безупречной осанке и наряду. На ней были строгий жакет и юбка из темно-зеленого бархата, длиной по щиколотку; и то и другое — слегка поношенное и выцветшее, но явно дорогое и, без сомнения, некогда очень модное. Рыжеватые волосы были убраны под бархатный капор такого же зеленого цвета. Женщина уверенно поднялась на амвон и немного помедлила, сосредоточиваясь, прежде чем заговорить.

— Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся…[8]

Она без запинки прочитала этот отрывок звонким, приятным голосом и вернулась на свое место. Мужчина, сидевший рядом с ней, по всей видимости муж, одобрительно похлопал ее по руке, обтянутой перчаткой. Фэйрфакс взошел на амвон и положил на аналой свои заметки.

— Друзья, мы собрались здесь сегодня утром, чтобы проводить в последний путь отца Томаса Джеймса Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности…

— По трагической случайности, как же! — донесся из задних рядов громкий и насмешливый мужской голос.

Фэйрфакс умолк и вскинул глаза, чтобы посмотреть, кто это сказал. Прихожане зашевелились и принялись оглядываться. Одни что-то недовольно бормотали, другие обращались к мужчине, требуя молчания. Он сидел в заднем ряду, полускрытый колон- ной. Фэйрфакс повторил попытку:

— Отца Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности. Его смерть напоминает нам…

— Трагическая случайность тут совершенно ни при чем! — У него был выговор образованного человека и звучный, хотя и слегка дребезжащий от старости, голос. — Нет, я не намерен молчать! — раздраженно бросил он кому-то из окружающих. — Это вы все должны умолкнуть и очнуться, чтобы увидеть правду!

По залу пробежал негромкий ропот. Кровь застучала у Фэйрфакса в ушах.

— Друзья, прошу вас, давайте не забывать, по какому печальному поводу мы здесь собрались…

Но его голос утонул в общем гомоне.

Внезапно мужчина, сидевший рядом с леди Дарстон, швырнул на пол свой сборник гимнов и вскочил на ноги. У него было кирпично-красное лицо с грубыми чертами, а мускулистые плечи и шея в сравнении с остальным телом казались непропорционально широкими. Он напомнил Фэйрфаксу минотавра. Здоровяк решительно двинулся к задним рядам, и прихожане немедленно затихли. Добравшись до возмутителя спокойствия, он наклонился к нему и что-то произнес, негромко и отрывисто. Его мощный торс заслонял от Фэйрфакса происходящее. Потом началось какое-то шевеление. Несколько мгновений спустя два человека в полумраке принялись пробираться к выходу, причем, по всей видимости, один вел другого. Дверь открылась и снова закрылась. Спутник леди Дарстон, уперев кулаки в бока, проводил их взглядом, опустил руки, развернулся и все тем же решительным шагом вернулся в первый ряд. Подняв с пола сборник гимнов, он уселся на свое место и кивком велел Фэйрфаксу продолжать.

Фэйрфакс принялся продираться через оставшуюся часть своей речи.

— Его смерть напоминает нам о том, что Господь может призвать нас на Свой суд в любой миг. Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое…

Он говорил о святости служения, о ценности долгой и скромной жизни, проведенной на одном месте, о пастыре и его пастве, изрекал прочие высокопарные благоглупости, а когда закончил, то обнаружил, что его руки с силой сжимают край аналоя и скрючились, как когти грифона. Он спустился с амвона и произнес название второго гимна. Ему показалось, что на этот раз все пели с некоторым вызовом, демонстрируя неодобрение в адрес изгнанного смутьяна. Когда отзвучали последние слова гимна, те же четверо мужчин вновь вскинули гроб на плечи, и Фэйрфакс повел процессию к выходу из церкви. Очутившись во дворе, он огляделся по сторонам в поисках прихожанина, прервавшего проповедь, но, кроме могильщика и его подручного, поблизости никого не было видно.

Дождь продолжал лить, окропляя страницы молитвенника, — холодный, как зима, и неумолимый, как смерть. Вокруг вырытой могилы лежали доски, которые прогнулись под тяжестью Фэйрфакса. В щелях между ними хлюпала жидкая грязь. С холмика земли, извлеченной из ямы, стекала вода, собираясь в лужу на дне ямы. Фэйрфакс забеспокоился — если он не поспешит, гроб будет плавать в могиле, — и решил начать погребение, хотя еще не все прихожане успели подтянуться.

— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается…[9]

Гробоносцы поставили гроб на две веревки, принялись осторожно тянуть его к разверстой могиле — он на миг завис над ямой, — и начали рывками спускать вниз. Когда примерно половина расстояния была преодолена, один из них слишком резко ослабил свой конец веревки. Скользкая пенька выскользнула из пальцев, гроб накренился и, пролетев последнюю пару футов, шумно плюхнулся в лужу на дне. Не будь Фэйрфакс ответственным за церемонию, он счел бы, что вся эта сцена не лишена мрачного комизма.

Скорбящие вереницей потянулись мимо, на миг останавливаясь, чтобы бросить в могилу горсть земли. Леди Дарстон задержалась дольше остальных. Стянув с руки зеленую лайковую перчатку, она погрузила пальцы в сероватую землю, словно не замечая грязи. Некоторое время она стояла в глубокой задумчивости, глядя на то, как земля сыплется сквозь ее тонкие пальцы на крышку гроба, потом приподняла подол юбки и отошла в сторону.