После нашего разговора Вадим сменил тактику, вознамерившисьЛеху напоить. Бывший муж то пел, то байки рассказывал, то вдруг замирал соткрытыми глазами, находясь в полной прострации, а очнувшись, задавал все те жевопросы, начисто забыв, что я на них уже отвечала. Провалы в Лешкиной памятивещь обычная, он зачастую попросту не способен вспомнить, что делал пять минутназад, но Вадима это в отличие от меня здорово раздражало. Вконец устав отзатяжной бессонницы, я бухнула доверчивому Лешке три таблетки снотворного встакан и злорадно наблюдала за тем, как он пьет.

– Ты уверена, что он выживет? – спрашиваетВадим. – Доза лошадиная.

– Проверено. Выживет.

Через двадцать минут Леха засыпает в кресле. От непривычнойтишины звенит в ушах.

– Извини, – говорю я Вадиму, убирая состола. – Тебе давно пора домой.

– Никуда я не пойду, – отвечает он, косясь на Леху.

– Не беспокойся. Он пьет так лет семь и для дамсовершенно не опасен.

– Я могу спать в кресле, – настаивает Вадим. Вконце концов я ложусь на кушетку, Вадим на сдвинутые кресла, а несчастного Лехуон сваливает на пол. Не веря своему счастью, я отхожу ко сну.

Утром я просыпаюсь ровно в девять: солнечный зайчик на стенеи легкий шорох тюля на двери балкона. Я глубоко вздыхаю. Вадим поворачивается иоткрывает глаза.

– Привет, – говорю я. – Что дома вратьбудешь?

– Ничего, – улыбается он. – Некому врать. Женыу меня нет. Развелись шесть лет назад, сын – взрослый парень.

Я тоже улыбаюсь и спрашиваю:

– Не знаешь, чего это я так обрадовалась?

Он протягивает мне руку.

– Проснулись? – радостно вопрошает Леха, ворочаясьна полу, вчерашняя пьянка на нем никак не сказалась, человек бодр ивесел. – Похмелиться надо, ребята, – резонно замечает он и орет вовсе горло: – Старец, долго спишь, беги за бутылкой!

Через полчаса вчерашним составом, за исключением Олега, мысидим за столом.

– Это надолго? – шепчет Вадим.

– Ты иди, когда все кончится, я позвоню.

– Ну, уж нет. В этом сумасшедшем доме я тебя неоставлю.

В 10.30 в нашей квартире появляется симпатичный молодойчеловек в форме летчика.

– Лешка, кончай загул, поехали в часть, – говоритон, поздоровавшись.

Сердце мое сладко замирает. Однако Лешка начинает сверкатьглазами и гневаться.

– Еще чего, я к жене пришел. Человек я, в конце концов,или нет? Могу к жене прийти? Валька, пистолет купи, – внезапно меняет онтему. Вновь прибывший закатывает глаза и пытается воздействовать на Леху добрымсловом.

Пререкаются они минут пятнадцать, побеждает мой бывший муж,однако в душу ему закрадывается печаль, он берет гитару и поет со слезой,доводя Петра Алексеевича, меня и Дуську до умиления. Когда мы уже готовызарыдать, Лешка неожиданно вспоминает анекдот и пытается его рассказать. Но этоему не удается, так как дверь комнаты открывается и входит мой бывший свекр впогонах генерала.

– Батя! – радостно завопил Леха. – Садись.

– Раздолбай, твою мать, – отозвался батя. –Встал и бегом в машину.

Леха горестно вздохнул и побрел к выходу, бубня:

– Вот жизнь, никакой радости, одна служба.

Леха исчезает за дверью, Федор Михайлович со вздохомпроизносит:

– Извини, Фенечка. Давно он бузит?

– Не очень.

– В воскресенье не забудь, в пять, мы с СофьейВасильевной ждем.

– Обязательно буду, – заверяю я, а Леха внизу умашины истошно орет:

– Батя!

Дуся снимается с места, прихватывает Петра Алексеевича, атот бутылку. Мы с Вадимом смотрим друг на друга и начинаем смеяться.

– Господи, неужели все? – вопрошает Вадим. –Бежим отсюда, пока кто-нибудь еще не явился.

– Давай, – соглашаюсь я.

– Поехали ко мне. Обещаю, никаких гостей.

Я торопливо собираюсь, но в дверь опять настойчиво звонят.

– Ты скажешь, что приема нет, или лучше я? –спрашивает Вадим.

– А я вообще открывать не буду.

Когда звонят четвертый раз, во мне пробуждается совесть, и яиду открывать. На пороге стоит сестрица Агата в летнем платьишке за четырестаевро, скромненько и со вкусом. Когда мы бываем вдвоем, Агатка совершеннонормальная, и я ее даже люблю, но видеть ее сейчас я не расположена.

– Привет, – говорит она. – Велено тебядоставить.

– А нельзя сказать, что меня нет дома? –подхалимски спрашиваю я.

– По-твоему, я на самоубийцу похожа? И вообще, чего этоты меня в квартиру не пускаешь?

– У меня мужик. Отобьешь еще.

– Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищахделать нечего. Гони мужика, и поехали.

– Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я,отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мойпапа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. Послеэтого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала.

– Единственное, что я могу для тебя сделать, подождатьминут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мысталкиваемся с Сережей, шофером Вадима.

– Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась наАгатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается«Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна итрудна».

– Он в комнате. – Я показываю на свою дверь, Агатаудаляется, а я возвращаюсь к себе, там Вадим разговаривает с шофером. По еголицу я вижу, что поездка отменяется.

– Фенечка, – говорит Вадим. – У меня дела,срочные. Давай так, Сережа тебя отвезет и компанию составит, чтобы ты нескучала, а я, как освобожусь, сразу домой. Хорошо?

Перспектива проводить время с Серегой мне не улыбается, ссобакой и то занимательней. Я объясняю, что меня ждут в отчем доме. Вадимсогласно кивает, по всему видно, что его мысли далеки от меня.

– Стасу сказал? – спрашивает он Серегу.

– Да, через пять минут будет.

– Хорошо.