Брак наш был веселым и суматошным, бесконечные вечеринки изнойные объятия. В отличие от первого мужа Лешка оказался верным супругом,однако слушать его более пятнадцати минут кряду было невозможно. Ко всемупрочему он имел пагубную привычку раскатывать во хмелю по городу на своемвидавшем виды джипе, и непременно чтоб я была рядом. Гонял он как угорелый,радостно ржал, выписывая кренделя на дороге. Убедив себя, что добром это некончится, я покинула рыдающего Лешку и вновь оказалась в родительском доме.Лешка в моем семействе воспринимался божьим наказанием, развод папу с мамойпорадовал.

Вскоре в нашем доме частым гостем стал Перфильев ОлегВикторович, в ту пору заместитель начальника следственного комитета, сынматушкиной подруги по университету. Поначалу родители прочили его Агатке,которая вызывала у них смутное беспокойство своей крайней деловитостью иотсутствием мужиков вообще. Однако Олег Викторович оказался с изъяном, потомучто неожиданно обратил свой взор на меня. Родители благоговейно задержалидыхание. Агата, которая лихо брала первые высоты карьеры, могла подо– ждать, аменя надо было срочно пристраивать. Олег Викторович по всем правилам просилмоей руки и получил согласие и родительское благословение. Я мудро рассудила,что, дважды выйдя замуж самостоятельно, в третий раз не грех послушатьродителей, может, толку от этого будет больше. Толку не было вовсе. То естьжили мы вполне пристойно, купили квартиру, обставились, на день рождения мужподарил мне машину, а на Восьмое марта – шубу. Но скука с Олегом Викторовичембыла смертная, и он продержался даже меньше бабника и летчика.

Возвращаться под родительский кров мне не хотелось, янабралась наглости и разменяла общую с мужем квартиру на однокомнатную икомнату в коммуналке. И дураку было ясно, что человек его положения вкоммуналке жить не может, оттого в коммуналку заселилась я. Впрочем, здесь мненравилось: второй этаж, комната большая, балкон и соседи – душевные люди.

Один из душевных людей вскоре появился. Петр Алексеевич былвесел, жаждал общения, а потому без конца ставил на плиту чайник и орал:

– Фенька, давай чай пить.

Очередной вопль прервал звонок в дверь. В надежде, что этодрузья-алкоголики с добычей, Петр Алексеевич кинулся открывать, но через паруминут заглянул в мою комнату и заговорщицки сообщил:

– Фенька, к тебе мужик.

Распахнув дверь, я увидела Вадима.

– Привет, – говорю я, Мин херц пританцовываетрядом.

– Гость к тебе, Фенечка, – радуется он. Вадиммолча выдает ему две банкноты, и Петр Алексеевич, радостно взвизгнув «я мигом»,исчезает.

– Садись, – говорю я.

Вадим устраивается в старом кресле, с сомнением его оглядеви не догадываясь, что это практически антиквариат. Уныло осматривает моюкомнату. А я-то ею гордилась, к тому же сегодня еще и полы помыла. Однако,взглянув на нее глазами Вадима, я вынуждена признать некоторую ее убогость. Вобщем, мой коммунальный рай произвел на гостя тягостное впечатление.

– Значит, здесь ты и живешь? – спрашивает он.

– Ага. Хорошо у меня, правда?

– Да, – как-то без энтузиазма говорит он. –Уютно. А это твой сосед?

– Точно. Милый, да?

Вадим смотрит на меня не меньше минуты.

– Фенечка, тебе в самом деле это нравится?

– Ну, ты же не знаешь, где я раньше жила.

– Извини, – говорит он. – Как-то мы не таквстретились.

Взгляд его натыкается на три фотографии, вывешенные настене. Это мои мужья, этапы большого пути, так сказать. Я ожидаю вопроса, нововсе не того, что последовал.

– Как доехала? – говорит Вадим. – Чемодан непотеряла?

– Нет, все нормально. Даже странно. Должно быть,встреча с тобой так подействовала, внесла в мою жизнь необходимое равновесие.

– А я скучал, думал о тебе.

Я пытаюсь вспомнить, думала ли я о Вадиме, выходит, что нет.Однако иногда и соврать не грех, потому я говорю:

– Я тоже скучала.

– Может, поцелуешь меня по случаю встречи? –улыбается он.

– Это моя мечта, – смеюсь я. Лед сломан. С полчасамы мило болтали, пока Вадим не поинтересовался:

– Как у тебя с аппетитом?

– Как у шотландского горца.

– Тогда одевайся, поедем ужинать.

Я прикидываю, выставить мне Вадима из комнаты или нет, нотут вернувшийся Петр Алексеевич затянул «А за окном пушистая белая акация…», ия решаю, что им с Вадимом лучше не встречаться. В общем-то, особойстеснительностью я не страдаю и, продолжая болтать, готовлюсь к торжественномуужину.

Ужин проходит прекрасно, при свечах и с неизменным«Мерседесом» у крыльца. Однако мы не засиживаемся, и вскоре машина тормозит умоего подъезда. Мне ничего не остается, как пригласить Вадима на чашку кофе. Онприхватывает с собой пакет с полным джентльменским набором и отпускает машину.Я задаюсь вопросом: нравится мне это или нет? Так и не решив, сервирую стол.Вместо люстры включаю настольную лампу с амурами, в общем, создаю интимнуюобстановку.

Некоторое время мы в нерешительности сидим за столом и пьемшампанское, оба ощущаем неловкость и волнение, даже мой язык становится вялым,а мыслей просто нет совсем. В конце концов Вадим, собравшись с духом, выдаетфразу типа «я скучал» и берет меня за руку. Только я собираюсь припасть к егогруди, как в дверь настойчиво звонят.

– А нас нет, – почему-то шепотом говорю я. Мы настороженноприслушиваемся, звонок дребезжит не переставая. Чутко спящий Петр Алексеевичидет открывать, и через двадцать секунд я слышу раскаты Лешкиного голоса:

– Здорово, старец, Фенька дома?

– Дома, Леша. Вернулась.

– Пойдем к Феньке, Петр Лексеич.

– Леша, она ругаться будет. Гость у нее.

– А я что, муж? Я тоже гость.

Дверь в комнату распахивается, и появляется Лешка в голубойлетной рубашке и зеленых слаксах, Петр Алексеевич пугливо выглядывает из-за егомогучего плеча.

– Фенька! – радостно орет муж-летчик. –Приехала, радость моя, а я скучал. А чего вы в темноте сидите?

Никто, кроме него, такой вопрос задать не способен. Онвключает верхний свет, бухает на стол шампанское и литровку водки и с братскойулыбкой и протянутой рукой кидается к Вадиму.

– Здорово. Алексей, Фенькин муж, само собой бывший.

Вадим вяло называет свое имя, шаря взглядом по фотографиямна стене.