осознанности, чтобы быть надежным судьей. Или если вы, погрузившись в воспоминания, слушаете их наставления с обретенным сочувствием, открывающим вам, что ваши родители делали все возможное, имея то, что у них было, заставляет ли это вас по-другому относиться к их требованиям к вам? Возможно, у вас получится почерпнуть из их мнения полезную информацию, благое намерение или крупицу правды, которые могут сослужить вам хорошую службу, если вы позволите себе пропустить весь остальной материал, который вам вреден или уже устарел.

Как только вы выслушали их, выслушайте и себя тоже; как вы чувствовали себя тогда и как вы чувствуете себя сейчас, когда звучит голос родителя или другого авторитета. Подумайте еще раз над правилами, которые вы усвоили, и спросите себя, какова ваша точка зрения, в чем она похожа и чем отличается от родительской? Они могут кардинально различаться или быть примерно одним и тем же, но с немного разных ракурсов. Возможно, вы даже можете сделать приятное себе, не расстраивая их. Так было с одной студенткой, с которой я работала: ее родители развеяли ее беспокойство, рассказав, что вовсе не расстроились бы, если бы она звонила им раз в месяц, а не каждый день, как, ей казалось, она должна делать. «Когда мы некоторое время с тобой не общаемся, мы знаем, что это потому, что ты счастлива, а остальное нам не важно», – поделились они, к большому ее удивлению и облегчению.

Ненужное самобичевание может парализовать нас, не давая сдвинуться с устаревшей позиции, обновить контракт, «правила поведения» в отношениях или вообще как-нибудь пошевелиться, даже когда то, что мы хотим сделать, будет хорошо принято. Делать приятное себе – не значит не причинять неприятностей окружающим, это не противоположные вещи.

Решение проблемы давления угодить в том, чтобы не препятствовать ему полностью. Мы задуманы так, чтобы полезные сообщения родителей оставались с нами, и помогающий нам родительский голос интернализировался, пока мы растем. Это та часть нас, в которой содержатся критически важные послания защиты, безопасности и морали. Эта часть наставляет нас, как осторожно переходить дорогу, или должным образом презентовать себя на собеседовании, или эффективно сотрудничать с другими людьми. Обычно родительский голос несет в себе много хорошего (за исключением тех случаев, когда родитель был действительно пренебрегающим или абьюзивным). Однако без возможности ориентироваться и на собственную мудрость мы не поймем, что можем вручную выбрать, какие из родительских заветов хотим оставить себе. Наша задача – обработать, отфильтровать все то, что в детстве в нас вложили родители, и приспособить наставления, принципы к своей жизни сейчас. Понять, что правила общества наших родителей сегодня работают не так, как для них тогда. Меры, защищавшие репутацию родителей, сейчас не понадобятся, более того, они могут быть контрпродуктивными. Принимаемые без возражений родительские голоса – благоприятная почва для сора вроде предубеждений и паранойи, и критически важно, чтобы последующее поколение отсеивало его.

Сопротивление Резистора

Если ваши родители не дали вам пространства для мысли, чтобы подумать над их мнениями и откорректировать их советы, и у вас не получилось просто проглотить их целиком, вашей единственной альтернативой было бы отказаться от них вовсе. Когда мы отказываемся от родительского голоса полностью, мы избегаем его критики и контроля, но вместе с ними можем потерять его мудрость. Избегание любых родительских голосов развивается в паттерны поведения Резистора. Находясь в опасности под давлением угодить, мы прогоняем любые суждения, вместе с плевелами выдергивая и зерна. Чтобы спастись от родительского вердикта, нам также нужно спрятаться от собственной честной оценки самих себя, мы отодвигаем в сторону наше самосознание и избегаем его сигналов, когда оно призывает нас взять ответственность или признать ошибки. Мы теряем контакт с той частью нас, которая помогает принимать мудрые решения и быть в безопасности. Мы остаемся с «ребенком», который умеет только не надевать шапку, когда кто-то велит это сделать, даже если это оставляет нас беззащитными перед погодой. Если вы скорее похожи на Резистора, то можете отталкивать мнения своих родителей, не успев дослушать, и поступать вопреки им, даже когда они в чем-то правы. Не желающие повиноваться, но неспособные угодить себе, вы можете только отрицать. Таков случай Фрейзера.

Фрейзер

Фрейзеру было всего шесть лет, когда родители сдали его в интернат. Отец, перед тем как уехать, сказал: «Сделай так, чтобы мы тобой гордились, и не плачь!» Пройдет год, прежде чем он снова увидит родителей или младшую сестру. Он помнил, как слезы застилали ему глаза, когда он читал письма своей матери, рассказывающие истории о счастливой семейной жизни без него. «Я никому не мог рассказать о том, что чувствовал, – поделился он, – ты просто должен был смириться с этим. Если не смиришься, тебя будут дразнить или накажут. Я притворялся, что они мертвы. Так почему-то было легче».

Это был не первый раз, когда родители разбили ему сердце. Фрейзер помнил острую боль от того, каково это быть отвергнутым еще до судьбоносного дня, когда они уехали и оставили его.

– Я помню, как однажды спросил маму, знаете, как все дети задают эти вопросы, на которые невозможно ответить, – рассказывал он, улыбаясь. – Если бы в доме был пожар и ты могла бы спасти либо меня, либо папу, кого бы ты спасла?

Мама подумала и сказала: «Конечно, я бы спасла вас обоих».

Я настаивал: «Нет, глупышка, ты можешь спасти только одного из нас!»

«О, – сказала она, – в этом случае, я бы спасла твоего отца. Мы можем завести еще одного ребенка, в конце концов».

Фрейзер нашел способ в таком юном возрасте выживать самостоятельно и стать, как он это видел, «самодостаточным в шесть лет». Он оставил любое доверие к родителям и нашел некое утешение в бунте против них и в том, что они от него ожидали. Если он для них не важен, то ему надо, чтобы они не были важны для него. Он начал нарушать правила и начинать драки с другими мальчиками, получая удовольствие от того, что его отцу звонили разгневанные учителя, которые не могли его контролировать.

Он продолжил нарушать правила и был исключен за то, что списывал на финальном экзамене.

«Я справился бы и по-честному, – сказал он мне. – Я все выучил, и все мы знали, что я мог сдать этот экзамен чертовски хорошо. Я просто хотел проверить, смогу ли списать незаметно». Он жил бунтарской и саморазрушительной жизнью и остался совсем один. Неспособный заслужить любовь своих родителей, он выстроил свою идентичность на сопротивлении им и всем, кто пытался