мерзкий мужик с блестящем в свете снега длинным ножом. Ноги подкосились, но подсознание бросило тело вперёд. «я не успел» с неверием и болью прозвучал голос в голове. Ускоряясь, он успел продумать ряд вариантов ударов и уклонения. Кровь убийцы окропила Глеба хотя тот был только метрах в трёх. Мерзкую, ненавистную мразь разорвало, а до сознания дошло что это был выстрел. Причём рядом, одиночный т крупного калибра. Управление над телом и его животной злобой перехватил разум, приказав прыгнуть в сторону и лечь за ближайшую машину. Уже там парень понял, что выстрел был из окна дома перед которым сидела… . Он быстро обполз машину с другой стороны, поскольку слышал как продолжаются выстрелы в другую часть двора. «Надо увидеть… увидеть Её.» И он увидел. Лежащую в кровавом сугробе. Выражение лица не видно, но количество крови убивает надежду. Вообще на всё. Ощущение, что кровоточит он сам. Из окна выпало тело деда с ружьём, следом на него упала толстая орущая бабка со скалкой. Оба замолчали на льде под домом за сугробом. С трудом вставая, Глеб заметил в своих руках нож и шокер, что лежали в карманах. А ещё кровь. Из него всё же тоже шла. Встав, он услышал множественные крики и увидел драку уже толпы людей. Стрельба за домами усилилась. Её стало больше. И ближе. «Просто дойти, до Неё. Ничего больше. Вообще ничего, никогда. » Пока он смотрел в мёртвые глаза пропадал страх. Злость уже стала фоном. Не осталось ничего. Даже мести, умерли и убийца и его убийца.

Глеб проснулся с больной головой. Спустя ещё пару часов он с трудом поднявшись на диване, он включил ноутбук что лежал на рядом стоящем столе. Включил новости. «Ужасающая жестокость. Жители братского нашему народу государства отказываются высвобождать из-под своей оккупации свои города в пользу нашего государства. На бесспорно наших территориях нами объявлена мирная операция по деинтеграции жителей. Более трёх тысяч танков уже прибыли для решения конфликтных задач.»

– Объявлена война независимому государству. – перевёл на нормальный Глеб.

«Хорошие новости. В нашей стране стало ещё легче вести малый бизнес. Неожиданно поднялись цены на древесину, лак, гвозди, а в столице открылось около полутысячи ИП предоставляющие ритуальные услуги»

– Гробы подорожали.

«Кроме того, резко упали цены на жильё во всех регионах. А земля стала ценнее подорожала земля.»

– Ну, гробы же не просто так подорожали.

«После недавней неожиданной вспышки массового помешательства, ситуация в мире коренным образом ни сколько не изменилось. Хоть за эти час тридцать шесть минут и погибло некоторое количество людей, это были всего лишь жалкие пять процентов всего населения Земли. Осталось целых дев-яно-сто пять, с вами уж точно больше ничего никогда не произойдёт – репортёр «мило» заулыбался.»

– Вам всем пизда – Заключил замученный Глеб и выдернул шнур из старого куска железа. Батареи (как и клавиатуры, а ещё USB – гнёзд и дисковода) в нём давно уже нет и он сразу погас. За окном проезжал полицейский патруль на БТРе, от этого грохота каждый раз закладывало уши. А на самом деле просто бесит. Подойдя к видео-проигрывателю, он вставил в открытую пластиковую пасть музыкальный диск. Видик загудев, выплюнул диск обратно. После того, как рядом стоящая пивная бутылка оставила вмятину на его корпусе, диск зашёл обратно и захрипели помехами динамики. Из них завыл истошный и болезненный голос. Играл "raw black metal". Амелодичные удары гитарных рифов и барабанов в разнобой с истошным воем вокалиста чей язык невозможно было определить – отражали спокойствие на фоне всех эмоций что он сейчас тихо переживал. Он не пил, не резался, не пытался спастись. Он вообще ничего не делал. Просто страдал.

Когда диск закончился, в адской тишине почувствовав приближение панической атаки он быстро обувшись выбежал из дома. На улице была грязная весна, а у подъезда бабка. Теперь уже единственная соседка на весь дом. Хоть и дом был двухэтажный на шестнадцать квартир. В газах почернело, и он сел на скамейку рядом с ней, что бы не упасть. Баб Галя это заметила.

– Давление?

– Ещё какое. – Он бы выразился семи-этажным матом, но при Баб Гале не особо хочется.

– Прекращал бы ты убиваться. Толку то.

Пока они вместе сидели на лавочке бабушка рассказывала про то, как её внук и дочь со своим мужем умерли. «Внук повесился в тот самый вечер. Всю жизнь чё-то страдал и когда все выпустили своих бесов – Гришу его же собственный бес и повесил. Тогда же и призидент выборы отменил, сказал, что любая власть от Бога и забрить её захотят только сатанисты. Утвердил жертвоприношения и закон о домашнем насилии подписал. Это из – за него отцам разрешалось убить или покалечить любого из членов семьи. А отца бить нельзя – 15 лет! Он же главный с семье…»

Мученик-Глеб слушал причитания бабушки и хоть понимал, что они, мягко говоря, не беспочвенны и понимал зачем о таком нужно говорить в принципе, но вот совсем не хотел этого сейчас. Но слушал. Уже не сколько из-за слабости, сколько из-за уважения. Отношения у них были скорее приятельские. У обоих никого не осталось, да и бабка была в своём уме и от старости у неё были только типичные морщины, трость и лишний вес на случай очередной блокады. До недавнего времени это бы показалось глупым каламбуром. Похоронив свою Душу, Глеб поселился в доме, возле которого Её убили. В их общую квартиру он больше не возвращался. Пусть её разнесут мародёры, а её вид в памяти осядет теплом в воспоминаниях.

Парень перехотел куда-то идти и собирался просто оставаться сидеть здесь. Но бабушка предложила пройтись за угол в магазин за хлебом и перловкой.

«За угол» – вспыли образы в голове. Началась паническая атака, а это значит оставаться одному нельзя. Это ни к чему плохому не приведёт, но это ужасно страшно. Спешно вставая, согласился. Пройдя метров пять, пока Глеб смотрел на талый снег и первые подснежники, Баб Галя начала что-то причитать о жизни. Зайдя за тот самый «за-угол», из-за которого тогда выбежал тот мудак. Перед ними открылась длинная прямая дорога до дальних холмов, на отвесных скалах которых заканчивалась тайга и начиналась широкая река, которую уже не было видно но она всё равно всплывала в памяти при взгляде в этом направлении. Они синхронно остановились.

«Опять» – это слово единственное что сейчас появилось на уме. Баб Галя смотрела перед собой как на парад оккупантов. В её голове одновременно крутились мысли полные смирения и