Но понятие «друг» в представлении Алексея всё-таки предполагало чрезвычайно большую откровенность, а Денис порой явно замыкался в себе, не звонил, даже будучи не в командировке и не перегруженным работой. С видимой неохотой он касался и темы своей семейной жизни. Отдельные выводы о ней Алексей, впрочем, сделал путем собственных наблюдений и умозаключений…

– Ну что? – спросил он у Ирины, позвонив ей тотчас после приезда в редакцию.

– Ничего, – мрачно ответила она.

– И не звонил?

– Нет.

Пробормотав что-то вроде «Всё образуется, вот увидишь», Алексей распрощался и основательно задумался. По его мнению, Денис был способен на отчаянный поступок, но совершил бы таковой лишь при самой крайней необходимости. Несмотря на свой повседневный лексикон, далекий от образцов официальной пропаганды, спецкор всегда включал голову там, где это требовалось. Это же, как был уверен Алексей, касалось и личных дел Дениса.

– Вообще не понимаю, – признался он себе после тщетных попыток родить хоть какую-то правдоподобную версию.

Потом началась редакционная суета. На летучке заведующий отделом отметил его материал о пленуме в Костроме. По определению начальства, живость изложения удачно совпала с идеологической боевитостью текста. Все сотрудники выслушали это с такими лицами, будто присутствовали на похоронах у кремлевской стены. Каждый второй, как не без оснований подозревал Алексей, готов был расхохотаться. Впрочем, автор означенного опуса тоже.

Время обеда подкатило незаметно. Гончаров сохранил первый написанный абзац очередной заметки, перевел компьютер в режим экономии электроэнергии. Новости в сети Интернет он решил посмотреть чуть позже. Тем более, что доступа к сайтам политически вредного содержания не было даже у корреспондентов «Правды». Обычно их по старинке узнавали, слушая радио в КВ-диапазоне. Опыт блокирования информации был на самом деле скопирован у Китая. Кроме того, персональные компьютеры до сих пор оставались в Стране Советов предметами дорогими. Десятки миллионов граждан по-прежнему имели о них чисто умозрительное представление.

«Пойти в столовку или прогуляться до кооперативного кафе?» – подумал Алексей.

Телефон оборвал его раздумья.

«Внутренний», – определил он по звуку и неохотно взял трубку.

– Добрый день, – сказал приятный женский голос. – Это Алексей Николаевич?

– Добрый. Это я.

Голос был незнакомым.

– Можно узнать, вы получили письмо?

– Какое письмо?

– Заказное.

Алексей чуть не ругнулся вслух. Совмещая гадания о судьбе Дениса с попытками написать нечто условно читаемое, он забыл разобрать бумажную корреспонденцию. Каждый день, после регистрации в журнале входящих-исходящих, ее исправно разносила по кабинетам специальная сотрудница.

– Моя фамилия Трофимова, – подсказала собеседница.

Гончаров, прижимая трубку плечом к уху, уже шарил по столу. Писем притащили всего три, не считая извещения о заказном письме. Верно, отправитель – Трофимова Т.А., город Москва.

– Простите, закопался, – ответил он. – А тему не подскажете сразу?

Гражданка Трофимова замялась.

– Она личная. Во сколько лучше перезвонить?

«Жалобщица, и сама приперлась», – пришел к выводу Алексей. Прессу, тем более партийную, в Советском Союзе продолжали причислять к инстанциям, куда всегда можно обратиться со своими бедами. «Правда» работала с письмами трудящихся основательно, их обзоры регулярно подавались в ЦК, так что отвертеться от общения с человеком и не отчитаться затем об исполнении было абсолютно невозможно.

Гончаров принял компромиссное решение: прогуляться до почтового отделения и отобедать в столовой.

– Давайте через час. Вы на проходной?

– Не волнуйтесь, я подожду, – ответила Т.А.Трофимова.

«Тамара? Таисия? Точно не отвяжется».

– Нет, лучше через полтора. Хорошо?

– Конечно, – и голос женщины сменился короткими гудками.

Дом был, что называется, для непростой публики. Куча мемориальных досок внизу извещала, что здесь успели пожить известные артисты, скульпторы и архитекторы. Стоила эта недвижимость таких средств, что девяноста процентам москвичей, наверное, и не снились. Впрочем, аренда четырехкомнатной квартиры общей площадью сто двадцать квадратных метров с двумя спальнями, двумя санузлами, кабинетом, холлом, гардеробной и гостиной тоже влетела в копеечку.

Но человека, посетившего ее в то самое время, когда Алексей готовился к обеду, финансовые вопросы не беспокоили. Покупать жилье в доме № 29 на Большой Бронной улице он не собирался, а за аренду, не торгуясь, внесли всю сумму другие люди – притом за два месяца вперед. Хозяева жили в славном южном городе Сочи и до ноября точно не собирались появляться в столице.

Накрапывал мелкий дождик, и человеку это было только на руку. Идя через двор, он вместо зонта воспользовался капюшоном широкого и длинного плаща. Из-под такого одеяния не было видно ни лица, ни фигуры мужчины. В подъезд он зашел в одиночестве, открыв стальную дверь своим ключом, и на лифте поднялся тоже один. По квартире на восьмом этаже, где была конечная точка его пути, трудно было сказать, что в ней кто-то постоянно живет. И в ней на самом деле не побывало ни единого жильца с первого дня сентября, когда завершились все формальности, связанные со сдачей.

Мужчина запер за собой дверь, вытер ноги о коврик и, не разуваясь, проследовал через одну из спален прямо на балкон. Точнее, на лоджию, так ее размеры позволяли кататься туда-сюда на детском трехколесном велосипеде. Лоджия не была застеклена, и перед ним сразу открылся потрясающий вид. Хотя, конечно, и с этим видом в придачу квартира всё равно не стоила таких бешеных денег. Разумеется, таково было сугубо личное мнение сегодняшнего гостя, а он свою точку зрения обычно никому не навязывал.

Справа, чуть по диагонали от дома, лежала Пушкинская площадь с частью улицы Горького прямо перед ней. Благодаря высокому этажу деревья Новопушкинского сквера ничуть не мешали обзору. Человеку в широком плаще с капюшоном это обстоятельство чрезвычайно понравилось. Не всякий раз ему доводилось работать в столь благоприятных условиях.

Человек достал из-под плаща бинокль камуфляжной расцветки, поднес его к глазам и внимательно, не спеша, рассмотрел всю площадь и улицу. Специалист мигом узнал бы в его оптическом приборе американский Polar с облегчённым корпусом (всего 240 граммов) и антибликовым напылением на линзах, обычно используемый сержантами армии США. Результат осмотра удовлетворил мужчину.

Кто где будет находиться в тринадцать ноль-ноль седьмого октября, он прекрасно помнил без всяких подсказок. Помнил и слова другого человека, ставившего перед ним боевую задачу: «Никаких радиопереговоров, никаких условных сигналов. Вы начинаете действовать, когда толпа прорвет оцепление у Бульварного кольца. Ваша цель – ОМОН». Почему в воскресенье всё произойдет именно так, а не иначе, будут ли у него дублеры, мужчина с камуфлированным биноклем не знал и не спрашивал. В его ремесле излишние вопросы не приветствовались.

Да, поставленная задача выглядела в принципе несложной. До места, где будет выставлено милицейское оцепление, отсюда по прямой линии около двухсот пятидесяти метров. Для снайперской винтовки SR-25, популярной у