Короче, даже удивительно, что при таком диком, феерическом, неимоверном беспорядке сотрудник не украл впятеро больше: этого бы тоже никто не заметил.

Сам же Алчевский, похоже, не воспринимал свои банки и предприятия как акционерные общества и отдельные организации. Для него все они были вроде собственных карманов: какая разница, где лежат деньги – в правом кармане под названием «Земельный банк», в левом под названием «Торговый банк» или вообще в заднем, то есть на личном счету.

На самом деле все эти махинации и нарушения уставов не понадобились бы, существуй в то время легальная возможность создавать трасты и холдинговые фирмы. Представим, что один и тот же холдинг владеет акциями разных заводов, банков и так далее. Акции самого холдинга котируются на бирже, их держатели владеют небольшими пакетами акций и заводов, и банков, и всего остального. Все легально, открыто, крайне доступно для инвестиций и кредитования… В США тогда так и было, а в России – нет. Хотя Алчевский и считал все предприятия своими, на деле они принадлежали не ему, а акционерам, причем разным. Конечно, Алчевский был самым крупным держателем акций. Но, переводя средства из одного банка в другой, он распоряжался деньгами, не принадлежавшими ему лично, – как бы забирал деньги у одной группы лиц и отдавал другой. Да, в каждой группе присутствовал он сам, но это дела не меняло: и формально, и фактически он воровал деньги у одних и отдавал другим, а потом – наоборот.

Пока экономика шла в рост, все было прекрасно. Деньги вкладывались в производство, приносили доход, займы погашались, все участники цепочки были в выигрыше, но…

В России из-за несовершенства финансовых институтов постоянно наблюдался недостаток живых денег, а производство при этом увеличивалось. Европу привлекали фантастические дивиденды, которые приносили российские предприятия, – 15–20 % годовых. Западные фирмы, в первую очередь бельгийские и французские, активно инвестировали в Россию, и наши промышленники привыкли к легким деньгам. Но в 1899 году в Европе начался кризис, западные банки уменьшили количество инвестиций и подняли проценты по кредитам, и по России это ударило больнее всего. Почти сразу же обанкротились крупнейшие финансово-промышленные группы – Мамонтова и фон Дервиза. Вслед за этим началась цепная реакция банкротств.

Стало сложно получать займы, и производители, в свою очередь, перестали поставлять свою продукцию в кредит оптовым покупателям. Всем не хватало свободных денег. Появились проблемы со сбытом: торговцы не имели достаточных средств для полной предоплаты товаров. Возник кризис перепроизводства: продукцию продавали даже ниже себестоимости, лишь бы сбыть. Фиктивные предприятия обанкротились первыми, но к 1901 году на грани разорения оказались даже самые солидные организации. Особенно сильно от кризиса пострадала тяжелая промышленность.

У империи Алчевского дела тоже шли хуже и хуже. Производство не останавливалось, рабочим платили зарплату, но сбывать продукцию становилось все сложнее. Подходили сроки возврата кредитов, а денег не было. Деньги превратились в рельсы, а их никто не покупал. Тогда купец еще больше погряз в своих испытанных махинациях по перекачиванию денег и перезакладу одной и той же собственности в разных местах. Спасти его могло завершение кризиса, но тот не кончался. Еще выручила бы помощь государства или крупный госзаказ, и для этого нужно было ехать в Петербург.

Государство, в принципе, помочь могло. Государственный банк скупал акции наиболее крупных компаний, которым угрожал крах. Некоторые предприятия и общества получили адресную финансовую помощь. Госзаказы за границей были урезаны, и бóльшую их часть передали русским заводам. Более того, у местных промышленников государство покупало продукцию по ценам выше средних рыночных.

Государственный банк

Огромную роль в спасении бизнеса, конечно, мог сыграть министр финансов Сергей Юльевич Витте. К счастью, у Алчевского были с ним прекрасные отношения: до кризиса Сергей Юльевич даже планировал создать при участии купца ипотечный горнопромышленный банк.

Однако у Витте был сложный характер. Известно, что он поддерживал многих предпринимателей, но лишь до тех пор, пока они представляли ценность для него и для государства. Потом утрачивал к ним всякий интерес, особенно если у них начинались трудности. В. М. Дорошевич писал о министре так: «У него была божественная наклонность. Сразу танцевать со всеми. ‹…› Правда, кончив танец, С. Ю. Витте сажает своих дам не на стул, а мимо… Так что уж те никогда не могут подняться».

Так получилось с Саввой Мамонтовым, которого Витте вовлек в масштабные и рискованные предприятия, пообещав свою поддержку, но потом, во время кризиса, не стал ему помогать. В подобную ситуацию попал в свое время и директор Департамента железнодорожных дел Василий Максимов. Витте совершенно откровенно писал о нем в воспоминаниях:

«Человек способный, знающий ‹…› но любил различные аферы и запутался в деле постройки дороги, которое вел Мамонтов. Я не могу судить: запутался ли он из интереса или просто из увлечения, но ‹…› он скомпрометировал себя. Поэтому я должен был с ним расстаться».

В общем, Витте не любил неудачников, и ему было известно, что дела у Алчевского идут категорически плохо. Но сам промышленник тем не менее рассчитывал на свое близкое знакомство с министром.

В 1901 году, перед отъездом в Петербург, Алчевский успокаивал главного бухгалтера, утверждая, что операции с заложенными бумагами он урегулирует, получит ссуду от государства и все будет отлично. Помощник бухгалтера получил указание сфабриковать очередной прибыльный отчет таким образом, чтобы можно было выдать дивидендами по 28 рублей на акцию (как обычно, не дивиденды вычислялись исходя из прибыли, а наоборот).

Но, к ужасу купца, старый друг Витте не стал помогать – отказал Алчевскому и в ссуде, и в заказе на рельсы. Это означало полный крах. Денег на счетах не было. Очередные выплаты заемщикам выдать было невозможно. Ревизия мгновенно обнаружила бы махинации в банках, и это понимали все. Алчевскому грозил неминуемый суд, банкротство, арест, скандал, но хуже всего был позор. Промышленник, похоже, не мог смириться с тем, что из крупнейшего финансиста он сделается арестантом, и выбрал самоубийство.

Интересно, что, когда начался суд и на скамье подсудимых, конечно, очутились члены правления, они апеллировали к тому, что не делали ничего плохого. Большинство вообще даже не подозревали о том, что дела в банке идут не так. Те же, кто был в курсе, валили все на кризис, и в этом даже была логика: если бы не он, все предприятия прекрасно продолжали бы работать. К тому же обвиняемые на голубом глазу признавали, что в их способе ведения дел вовсе нет ничего удивительного: так делают все.

Сторона обвинения утверждала в ответ, что кризис тут ни при чем: десять лет до него отчетность так же фальсифицировали, деньги произвольно переводили из банка в банк. Все это нарушало и уставы банков, и законодательство.

Обвиняемые напирали на то, что под прикрытием банкротства фактически происходил рейдерский захват предприятия. В этом была своя логика: после банкротства Земельного банка активы начали прибирать к рукам самые крупные кредиторы – Рябушинские. Любопытнее всего, что после санации они как раз получили, заручившись поддержкой Витте, помощь от государства – те самые 6 миллионов рублей, закрывшие недостачу в Земельном банке. Многие начали обвинять министра финансов и московских купцов в сговоре, но это было маловероятно.

На деле у казны тогда было не так много средств, чтобы спасать всех предпринимателей от банкротства. В очереди к Витте стояли многие, но получали помощь не все. К тому же для министра было очевидно, что Алчевский занимался махинациями, иначе Харьковский земельный банк просто не мог стать убыточным: ему негде было терять деньги, он их только добывал и раздавал акционерам. По крайней мере, должен был так делать – по уставу и закону. Кроме того, у Рябушинских, в отличие от Алчевского, дела как раз шли неплохо, в явных махинациях они замечены не были, поэтому Витте не видел никаких проблем в том, чтобы отдать им банк на санацию.

Но дело дошло даже до подозрений, что Алчевский был убит и заказали это Рябушинские. Выглядело все и вправду сомнительно: Алчевский погиб, все в шоке, ревизия находит злоупотребления, предприятия банкротятся – и все прибирают к рукам деловые люди из Москвы. Еще удивительнее, что Алчевский похоронен внутри ограды церкви. Самоубийц так хоронить не положено!

На самом деле обвинения были беспочвенны. В конце