не удалось создать удовлетворительный рецепт: то вкус был недостаточно ужасен, то похмелье – недостаточно омерзительно, то лампы пачкались. Часто выходило то, другое и третье одновременно. Идеал оказался недостижим, и премию так никому и не выдали.

В конце концов правительство сломалось и скрепя сердце взяло на вооружение европейский рецепт денатурата: 2,5 % метанола, 1 % омерзительного ароматизатора и 0,25 % фиолетовой краски. Стоил этот состав в 10 раз дешевле питьевого спирта.

Но жизнь показала, что не все европейские рецепты хорошо ложатся на русскую почву. Народ ничтоже сумняшеся принялся пить денатурат: он, конечно, был мерзким, от него болела голова и ломило тело, зато дешево! С каждым днем продавалось все больше такого спирта.

Одновременно с этим начала страдать винная монополия, не выдерживавшая конкуренции. Темпы роста продажи денатурата заставляли беспокоиться. В 1906 году министерство финансов попыталось «провернуть фарш назад»: запретило продажу денатурата. Тут возмутились покупатели и производители спиртовых ламп, которые вложились в современные технологии. Царское правительство частный бизнес уважало, и через год денатурат стали продавать опять, но рецепт изменили, добавив еще 1 % кетонового масла и 0,3 % керосина. Денатурат стал поистине отвратителен!

Не будь первой попытки, возможно, из этого бы что-то вышло. Но у людей уже был опыт употребления отвратительного спирта, и «переход на следующий уровень» оказался не таким трудным.

Пить денатурированный спирт народ продолжил, а вот лампы новый состав пачкал. Вскоре спиртовые светильники уступили электрическим и пропали. А вот денатурат – не пропал! В итоге к началу войны у пьющих людей была привычка обходиться без казенной водки, и, когда она пропала, народ переключился на то, что было доступно.

После введения сухого закона продажи денатурата стали расти в геометрической прогрессии. За первый год войны в Петербурге было продано 8,5 миллиона литров, а за второй – уже 12,5 миллиона. Сообщения в прессе об отравлениях «ханжой» – так в народе называли самодельные напитки с денатурированным спиртом – стали регулярными.

Народная смекалка помогла смягчить неприятные ощущения и улучшить вкус спирта: его проваривали с корочками ржаного хлеба, разбавляли квасом или клюквенной настойкой, смешивали с молоком, очищали солью, добавляли чеснок и перец…

Весной 1915 года власти Петрограда пошли на беспрецедентную меру: запретили продажу денатурата в предпраздничные и праздничные дни. Все прекрасно понимали, для чего покупают такой спирт. Мера действительно помогла: пик статистики отравлений, который раньше приходился на выходные, «размазался» и сместился к началу недели.

Приготовление молочной водки, 1908 год, Якутия

Но не денатуратом единым был жив народ. Для достижения цели все средства хороши. Пили одеколон, что, кстати, привело к любопытным последствиям: у парикмахеров начали массово воровать флаконы с ним. Производители одеколона стали продавать этиловый спирт налево, а в продукцию добавлять метанол. В результате пьяницы начали травиться, а клиенты парикмахерских – получать ожоги.

Помимо одеколона, пили любые аптечные спиртовые капли, бальзамы и настойки. По знакомству можно было достать и чистый спирт. Акцизное управление по Московской губернии в октябре 1914 года обнаружило, что городские аптеки увеличили закупку спирта. Доставали его в основном через врачей, была известна и такса: рецепт на 200 граммов спирта стоил 2 рубля, на 400 граммов – 3.

Во второй половине 1915 года появилась совсем уж экзотическая технология опьянения: дрожжи. Их растворяли в квасе или в клюквенном соке и пили, а иногда даже просто намазывали на хлеб толстым слоем и ели. В Пермской губернии, например, это приняло такой масштаб, что губернатору пришлось издать специальное постановление:

«Воспрещается употребление внутрь с целью опьянения дрожжей как отдельно, так и в смешении с какими бы то ни было жидкостями».

Спирт получали из лака, который можно было достать в железнодорожных и трамвайных мастерских, выделяли его из шеллака, который тогда использовался для глазирования конфет и булочек. Вот несколько выдержек из газет того времени.

«Из Каинска пишут: местные шинкари, несмотря на запрещение продажи водки, не унывают, и торговля у них идет бойко. Правда, предлагается не "очищенная" и не "мерзавчик", а просто денатурированный спирт, настоянный для "крепости" на стручковом перце и для цвета смешанный с красным вином. Смесь эта именуется "горючкой" и является предметом потребления бедных. Для потребителей же людей побогаче предлагается "самосидка" с примесью лимонной кислоты, отбивающей запах. Эти продукты, в массе выброшенные на рынок, имеют то преимущество перед казенкой, что положительно одурманивают людей, и следствия этого дурмана ужасны».

«Алтайское дело», 25 (12) ноября 1914 года

«В одну из больниц пришлось на днях поместить мещанина Б. Е-ва с признаками отравления. На вопрос дежурного врача о том, что принял Е-в внутрь, доставившая его жена ответила: "Перед обедом хватил он чашечку денатуратца, за жареной бараниной выпил две рюмки политуры, да после обеда кофейком с калгановой настойкой угостился, больше ничего"».

«Петроградский листок», 14 (01) октября 1914 года

А вот что пишет в дневнике Михаил Михайлович Пришвин:

«Медицина. Пришел к доктору Михайлову, определил воспаление почек и назначил: ни под каким видом не пить и есть: манную кашу без масла и суп без соли. Пришел домой: пьют. "Ты, – говорят, – не пей, а попробуй". Я попробовал и выпил и напился совсем. После прихожу к Михайлову: надо покаяться, и все рассказал. "Самогон, – спрашивает, – пил?" – "Самогон, – отвечаю, – и после денатурат". – "А чем закусывал?" – "Самогон, – говорю, – закусывал свининой и солеными огурцами, а денатурат пил без закуски". Доктор Михайлов покачал головой и сказал: "Если бы это с образованным человеком случилось, я бы счел за чудо, а у крестьянина во внутренностях и долото сгниет"».

Бардак, мухлеж и банковский крах

7 мая 1901 года на петербуржском Царскосельском вокзале (сейчас он называется Витебским) произошла трагедия. Прекрасно одетый пожилой мужчина с седой бородой, больше всего похожий на купца-промышленника первой гильдии, на глазах у всех бросился под поезд. Поднялась суматоха, вызвали врачей, но было уже слишком поздно.

Вскоре выяснилось, что погибший – один из богатейших людей империи, 66-летний купец, банкир, промышленник и меценат Алексей Кириллович Алчевский.

В биржевых кругах стали сразу называть причиной гибели Алчевского несостоятельность его финансовой империи. Он владел банками и биржей в Харькове, металлургическими заводами в Донбассе и Мариуполе и множеством других, более мелких предприятий. Между тем 1901 год стал самым тяжелым для мировой экономики. Бушевал финансовый кризис, темпы роста критически упали. Частный Путиловский завод, крупнейший в стране, подешевел на две трети. Русско-Балтийский вагонный завод – тоже. За полтора года до этого разорился и попал под суд за злоупотребления Савва Мамонтов, купец-тяжеловес. Разорился миллионер, железнодорожный магнат фон Дервиз. Вместе с хозяевами пошли на дно их банки, предприятия и организации.

Спустя 10 дней после трагедии император поинтересовался у министра финансов Витте причинами гибели Алчевского: покойный был не просто одним из самых богатых людей империи – он еще и активно вкладывал средства в развитие промышленности на востоке Украины. В докладе Витте ответил: «Умерший Алчевский заложил в Харьковском торговом банке разных паев и акций на 6 миллионов рублей; не имея возможности быстро выручить выданные под них деньги, банк затруднен в расчетах».

Это означало, что Алчевский взял миллионные кредиты в банке под залог своих заводов и других предприятий. Но заводы вследствие кризиса едва держались на плаву, их акции ничего не стоили, а в самом банке деньги тоже кончились. Самое интересное, что Харьковский банк тоже принадлежал Алчевскому. Получается, он занял сам у себя деньги, сам себе не смог вернуть заложенное имущество и бросился под поезд? Да, почти так и есть, но, конечно, картина была гораздо сложнее. Отчитываясь императору, Витте прибавил, что покойный владел достаточным количеством активов и, по-видимому, их общая стоимость покроет долги. Министр финансов отправил в Харьков ревизию для тщательной проверки всех дел.

Однако на деле финансовый удар оказался сильнее, чем предполагалось. Банкротство Алчевского повлекло за собой разорение множества других предприятий, и вся эта история получила