— Я тону в синем. Синие и голубые предметы увеличиваются, становятся ярче и давят на меня. — Снова интенсивно жестикулирую. — Потом слышу шум, как у стоматолога или когда стену сверлят. Звук такой пронзительный, что сердце начинает болеть; он ни в каком-то конкретном месте, а везде. От яркого света и любого постороннего шума раскалывается голова…

— Значит, начинается всё постепенно. А проходит как, тоже постепенно?

— Нет. Я чувствую приближение мигрени, потом примерно через час она начинается: голова болит, болит, болит и вдруг резко проходит.

Всё это правда, только правда, ничего, кроме правды.

— А есть какие-то колебания, амплитуды? Бывает, что боль на время слабеет, а потом снова усиливается?

— Нет… — пауза, — то есть да, но только под действием таблеток.

По желтоватому листу снова поползли каракули. Мои ответы в сокращённом варианте, затем столбик сокращений: РВ, РГ, крестики, один из которых неизменно обведён, ПС и ПГ. Может, это просто черновик, а беловой вариант Карлайл напишет после окончания экспертизы? Если так, мне конец.

— Мигрень терзает вас четыре дня?

— Да.

— А болеутоляющие помогают?

— Немного. Глотаю одну таблетку — боль на время утихает, затем снова усиливается, поэтому я принимаю ещё одну. Результат тот же. Пытался остановиться, чтобы дождаться, когда станет совсем невтерпёж, но не выдержал. Выпил сразу две — не помогло, потом сразу три… Что случилось потом, вы знаете.

— Очень интересно: вы принимали таблетки от мышечной боли, при мигрени они бесполезны. Говорите, сильная головная боль вас и раньше беспокоила?

— Да, до этого два раза. — Ну, тут я снова слукавил.

— Когда всё началось?

— Пару лет назад.

— А в последний раз когда было?

— Кажется, в прошлом году.

Скажи я, что мигрень была всего раз, Карлайл счёл бы её единичным случаем и стал искать причину в недавних стрессах и травмах. Про смерть родителей, Флетчеров, естественно, я ему не рассказал, пусть лучше не знает, пока есть такая возможность. Врать нужно убедительно — все свои истории я переписывал по пять-шесть раз, тщательно прорабатывая каждую деталь, чтобы выглядело естественно и не слишком логично. Пусть лучше думает: боли нерегулярные, появляются нечасто, я осознаю свои действия, а передоз был случайным.

Эксперта интересует не только депрессия, но и возможные признаки соматоформного расстройства, то есть воображаемые боли.

— Расскажите поподробнее.

— Как и сейчас, началось всё на работе. Я тогда на складе вилочный погрузчик водил. Шёл испытательный срок, опыта, сами понимаете, никакого. Шум там стоял ужасный, так что к концу дня голова раскалывалась. Я заметил, что вокруг стало больше синего, но внимания не обратил. Вы понимаете, о чём я?

Эксперт кивнул.

— Принял аспирин и стал ждать, когда боль пройдёт, однако на следующий день она была такой сильной, что я почти ничего не видел.

— Где вы тогда работали?

— В грузовом доке Сан-Педро, — без запинки отвечаю я. Док не существовал в природе, но я подделал три корешка на зарплату с разными датами, простирнул в машине, два из них оставил в кармане куртки, а третий — в «бардачке» машины.

— Боль не проходила, и что вы сделали?

— Пошёл в больницу просить болеутоляющее. Говорю же, только начал работать в доке, страховки не было. — Ложь, ни в какую больницу я не обращался! Да и зачем? Услышать современную версию фразы вроде «Примите два аспирина»? Не думаю, что в больницах охотно выписывают сильнодействующие лекарства тем, кто живёт по поддельным документам.

— Не помните, в какую больницу обращались?

— Нет, какая-то бесплатная, на Лонг-Бич.

— И что сказали врачи?

— Что со мной всё в порядке. Помню, я страшно взбесился, потому что голова никогда раньше не болела. Вообще никогда, даже после похмелья. Мне дали тайленол и сказали прийти снова, если боль не пройдёт.

— Вы пришли?

— Да. — Ложь! — И пожаловался, что мигрень стала ещё сильнее. — Снова ложь! Иногда вместо таблеток я оборачиваю фольгой кубик льда, разгрызаю и выплевываю. Подделать рецепт на гидрокодон, петидин да и любое другое лекарство проще простого, тем более в аптеках Чайнатауна их никто не проверяет. — На этот раз прописали кодеин, но я не успел его купить, потому что задержался в больнице, и аптеки закрылись. — Ложь, ложь, ложь! — Утром чувствовал себя гораздо лучше, осталась лишь небольшая слабость. Те три дня я толком не ел, а за таблетками так и не сходил. — Всё правильно, рецепт у меня в бумажнике, вернее, его копия (подпись доктора пришлось подделать), потому что в прошлом году я ещё не был Дэниелом Флетчером. Психи, торчки, самоубийцы не оставляют рецепты на наркосодержащие препараты неиспользованными, так что это говорит в мою пользу.

Требуемый вывод: я не занимаюсь самолечением, соматоформным расстройством не страдаю и приложил все возможные усилия к тому, чтобы себе помочь.

— Прошлогодняя мигрень была такой же сильной, как недавняя?

— Нет, намного слабее.

— А когда голова заболела в первый раз?

— Месяцев за семь до второго случая. — Врать нужно как можно меньше, так что периодичность соответствует действительности.

— Мигрень была сильнее или слабее, чем в двух последующих случаях?

— Ну, почти такая же сильная, как в пятницу, только прошла быстрее.

— Получается, первый раз она болела два года назад, затем в прошлом году, но не так сильно, и, наконец, в пятницу, опять сильно.

— Угу.

Перевод: мигрень не прогрессирует, стабильного характера не имеет, значит, беспокоиться не о чем. Если я всё сделал правильно, сейчас Карлайл сменит тему.

Эксперт строчит в блокноте, а я картинно вздыхаю и потираю глаза.

— Можно мне выйти покурить?

Шанс, что он доверяет мне настолько, чтобы выпустить из комнаты без охраны, — один из тысячи, но, если повезёт, обратно не вернусь.

— Конечно, можно, — кивает Карлайл. — Уоллес вас проводит.

* * *

Санитар болтает с вызванным в клинику полицейским; проявляя профессиональную бдительность, оба стоят между дверью в коридор и мной. Мы на балкончике для курения, до свободы четыре этажа свободного полёта. Допиваю воду из бумажного стаканчика и закуриваю первую за целых пять дней сигарету: дряблые синапсы с хрустом пробуждаются от сна, давящая на уши шумовая пробка рассасывается, тяжёлый мешок информации, которую я всё это время не мог рассортировать/переварить/усвоить, исчезает без следа.

Иногда я кажусь себе гением, а иногда элементарные проблемы решаю с колоссальным трудом, будто сто шахматных партий за доли секунды в памяти прокручиваю.