Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Круто.
― Сейчас найдём отца. ― Пришлось набрать новую комбинацию цифр. ― Африка. Марокко? ― я проверял и перепроверял, но блестящая точка, символизирующая родителя, находилась где-то в районе Уджды. ― Интересно, что он там делает?
― Па, ты что делал в Марокко пару месяцев назад?
Алекс свирепо посмотрел на сына, а потом на меня.
— Нет, мать, ты это слышала, наш ребёнок следит за нами! Нашёл подопытных кроликов.
Я рассмеялась.
— Медработники тоже учатся делать инъекции на своих родственниках.
— Надеюсь, ты хоть в спальню нашу не залез?
Роман возмутился.
— Ты чё, па? Вторжение в личную жизнь. За такое и под суд загреметь можно.
— Не знаю, как под суд, а вот ремня ты у меня отхватишь.
Я искренне веселилась, наблюдая за своими мужчинами. За это время Ромка вымахал, как на дрожжах. И в комплекции почти не уступал грозному Льву. Интересно, как Сашка собирался пороть наследника?
— Ладно, хватит вам. Продолжай, сынок.
Мы шли с Моникой на лекцию, когда она вдруг остановилась.
― Скажи, Роман, а твой прибор мог бы проследить за моим отцом?
Я кивнул.
После пар мы вновь оказались в лаборатории. Фото отца было у неё в телефоне. Я загрузил данные и… Словом, ничего не вышло. Прибор отказывался идентифицировать мистера Левитте. То есть, данные в хранилище на него были, весьма полные. И фотка была свежая, но вот самого Генри не было нигде. Аппаратура даже начального сигнала не подала. Я нажал «поиск».
― Идём. Прибор закончит сканирование утром.
Мы вышли из корпуса и побрели по аллее.
― Может, прогуляемся? ― Моника взяла меня под руку.
― В парк хочешь? Там есть уютное кафе.
― Хочу. И ещё я хочу булку с сыром.
Мы гуляли долго, а потом грелись в кафе. Я посмотрел на часы. Девять.
― Тебе пора. А у меня ещё тренировка.
Я проводил девушку к общаге и уже собрался уйти, как мимо меня пронёсся мотоциклист. Он резко затормозил у дверей, схватил Моню и поволок за угол. Я догнал чучело в комбинезоне в три прыжка. Стукнул, так, слегонца. Парень упал. За углом стоял автомобиль, но он быстренько завёлся и был таков. Пока я утешал девушку, мудак очухался и тоже свалил.
Моника долго всхлипывала на моём плече.
― Кто это был?
― Не знаю. Наверное, ошиблись.
Я не поверил и решил, что завтра подключу слежение.
― Ты в порядке?
― Да.
― Может, ко мне?
Она отрицательно покачала головой.
― Не волнуйся. Наверное, сумочку хотели украсть. Я теперь только по светлому ходить буду. А ты? Ты в порядке? ― девушка поднесла к глазам мою ладонь и осмотрела пальцы. ― У тебя ссадины.
― Ерунда. До завтра заживут.
Моника приподнялась на цыпочки и чмокнула меня в щёку. В первый раз я уловил её запах. Морозная свежесть, чистота и нотка клубники.
― Да ты поэт, сын! И после этого будешь говорить, что между вами ничего не было?
— Я писатель, батя, и, в отличие от бабули, реалист. Это она бы в этом месте потратила двадцать минут на рассказы о нежной коже, которую покрывали смешные мурашки, и о радости единения душ и тел. А я излагаю факты. Свежесть и клубника. Точка.
Я дёрнула мужа за руку.
— Хватит перебивать. Продолжай, сынок.
Моника казалась мне странной. Утром я сделал то, что считал нужным. Теперь я был в курсе всех её передвижений. Что касается мистера Левитте, то ни в живых, ни в мёртвых его не было. Весь день мы пытались дозвониться, но телефон родителя оставался выключенным.
Вечером Моню опять попытались украсть, и я снова среагировал. Словом, посоветовал обратиться в полицию, но девчонка и слушать не хотела. Мало того, взяла с меня торжественное обещание, что я буду нем, как рыба. Женька улетал по делам в Грецию, и я принял, как мне казалось, единственное верное решение ― Моня поживёт со мной. Всё шло неплохо, пока не появилась бабуля. Уж представляю, чего она наговорила маман. А я только просил передать, что мы прилетим домой на каникулы, хотя бы для того, чтобы отец помог разобраться во всей этой ерунде. Не успели.
Алекс поднялся с кресла и начал наматывать круги по комнате.
— А сразу нельзя было позвонить?
— Куда? Показать тебе твои передвижения за последние три месяца? Ты же домой только пару раз заскакивал, чтобы младшие не забыли, как ты выглядишь.
Саша смутился.
— Ну, допустим, дома я бывал чаще.
— Чаще? Возможно, я пропустил те короткие секунды, на которые ты залетал. Что, бать, не стыдно? Мать забросил, детей оставил. Сколько мотаться будешь по свету? Не мальчик уже.
Алекс зарычал и расстегнул ремень.
Я потянула мужа за руку к себе.
— Ладно, успокойтесь. Папа подал в отставку. Больше никаких командировок.
— Аллилуйя! ― Ромка вытянул руки к потолку. ― Тогда давай, отец, думу думать.
Мои мужчину думали ту самую думу всю ночь, уложив меня в Ромкиной комнате. Наивные! Они решили, что я смогу заснуть, зная, что мой сын влип в неприятную историю. Промаявшись в кровати с час, я на цыпочках подкралась к кабинету и в темноте столкнулась нос к носу с Женькой.
— Подслушиваешь?
— Ага.
— Что узнал?
— Егора вызвали. Дело пахнет керосином.
Я опустила руку на широкое плечо охранника.
— Егора? Это хорошо. Это правильно.
Мы замолчали, прилипнув ушами к двери.
— Привет, Змей. Дело есть. Новое, но тесно связанное со старым. Операцию в Марокко не забыл? Так вот, продолжение следует. Знаю, что мы уже не работаем. Но Ромка впутался во всё это дерьмо. Естественно, мой Ромка. Чей же ещё? Как? По дурости. Я жду. Можешь считать, что это будет нашей последней операцией. Закончим свой звёздный путь громким фейерверком.
Далее последовала минутная пауза. Видимо, Алекс выслушивал то, что обо всём этом думал Эдвард.
— А ты Альку к нам привози. Пусть девочки пообщаются. Маникюры всякие, салоны и прочие женские штучки.
Маникюры! Вот же глупость. Я представляла состояние Алёны. Она, как и я, уже расслабилась, принялась строить планы на новую жизнь, и, оба-на, очередное дело.