За обедом Кадар соблазнял ее словами. Сейчас же, шагая навстречу по дорожке, уставленной с обеих сторон машинами, он ласкал ее взглядом.

И ей это нравилось!

Тело уже не принадлежало ей. Соски напряглись и затвердели. Она была рада, что кожаная куртка скрывает это. Между бедер стало жарко и влажно.

Для Эмбер, уверенной, что может заниматься любовью только с тем мужчиной, которого любит, реакция тела была шокирующей. Она собиралась заняться сексом с незнакомцем, а ее тело бурно приветствовало эту перспективу.

Эмбер не понимала, что с ней происходит. Ей было ясно одно: она хочет провести с Кадаром ночь и проведет. Это станет лучшим сувениром, который она привезет из своей безрассудной поездки. Может, с таким же «сувениром» вернулась в Англию и ее прапрапрабабушка?

– Все улажено, – объявила она, нервно дотрагиваясь до ремешка повешенного на плечо рюкзака, когда он подошел к ней.

Кадар поднял брови и протянул руку. Эмбер послушно отдала ему рюкзак.

– Это все ваши вещи?

Она пожала плечами:

– Я путешествую налегке.

Его брови поднялись еще выше.

– Вы необычная женщина.

Эмбер невольно улыбнулась, но это был не комплимент. Это только подтвердило подозрения Кадара. Он не сомневался, что ее рюкзак будет значительно тяжелее, когда Эмбер вернется домой, и не потому, что она набьет его наволочками или шарфами. Он ни секунды не верил в ее невиновность. Несомненно, ей встретится еще не один уличный торговец, приглашающий взглянуть на всякие безделицы, перед которыми она не сумеет устоять.

Но это не должно его волновать.

Шагая по улицам и переулкам, мимо небольших бревенчатых домов, расположенных очень близко друг к другу, мимо каменных фундаментов, сохранившихся с незапамятных времен, они вели ни к чему не обязывающий разговор. Хотя Кадар не был турком, он жил здесь достаточно долго, поэтому мог не хуже гида рассказать и об этом районе, и о противоречивом прошлом всего Стамбула. Эмбер вроде бы была внимательна, но он сомневался, что она его слушает, потому что чувствовал ее нервозность. Это было заметно по ее слишком ярким глазам, по односложным ответам, дрожащему от возбуждения голосу.

Это хотя и разжигало собственный огонь Кадара, однако не могло не позабавить его. Похоже, зайчишка оказалась на неизвестной территории и отчаянно пытается это скрыть. Но стоило им случайно прикоснуться друг к другу, как у Эмбер сбивалось дыхание. Она облизывала губы и стремилась увеличить расстояние между ними, как только появлялась возможность, делая вид при этом, что ничего не случилось.

Кадар улыбался, не переставая удивляться себе. Эта невинная прелюдия распаляла его сильнее, чем смелые ласки искушенных обольстительниц.

К тому времени, когда они дошли до парадного в отреставрированное здание девятнадцатого века, где он жил, Эмбер чуть не задыхалась.

Она подняла голову, оглядывая величественный дом с колоннами.

– Ты живешь здесь? – вырвалось у нее.

Она даже не заметила, как перешла на «ты».

– Да, у меня здесь квартира. – Кадар решил, что нет необходимости сообщать, что он владеет всем зданием.

Эмбер не стала ничего уточнять, а он не испытывал угрызений совести из-за того, что сказал полуправду.

Она была потрясена, когда двери небольшого лифта раздвинулись и она увидела просторную светлую квартиру с окнами от пола до потолка.

– Вот это да! – воскликнула Эмбер, развязывая шарф, и первым делом подошла к окнам, из которых открывался вид на Стамбул. С шестого этажа улицы были почти не видны, зато плескалось Мраморное море, усеянное судами.

– Пожалуйста, чувствуй себя как дома, – предложил Кадар, открывая стеклянную дверь.

Эмбер вышла на широкую террасу и заметила, что она опоясывает квартиру по периметру. Справа виднелись оживленные припортовые улочки, а слева открывалась великолепная панорама: старый город, бухта Золотой Рог, красные черепичные крыши, минареты и небо. В лучах заходящего солнца минареты порозовели, облака приобрели насыщенный розовый цвет, а когда раздались призывы к молитве, ввысь с нескончаемым гвалтом и криками взлетели стаи птиц.

– Ух ты, – выдохнула Эмбер, не зная, как выразить восхищение потрясающей картиной, в которой было все: красота, музыка, поэзия, история…

Кадар, стоявший позади нее, негромко произнес:

– Многие считают самым красивым городом Париж.

Она, скорее, почувствовала его низкий, глубокий голос, нежели услышала. Его теплое дыхание обдало ей кожу, вызывая покалывание, прокатившееся вдоль позвоночника.

Кадар не прикоснулся к ней, и Эмбер остро ощутила это.

За двадцать пять лет жизни ей ни разу не представился случай быть безрассудной. Наоборот, трудно найти человека, который был бы таким же уравновешенным и рассудительным.

И скучным.

Но сегодня с этим мужчиной в этом городе, помня о женщине, которая осмелилась отправиться сюда полторы сотни лет назад, Эмбер собиралась послать здравый смысл ко всем чертям.

Она повернула голову, встречаясь с его темными мерцающими глазами.

– Я не была в Париже. Но то, что я увидела здесь, дает мне право сказать, что Стамбул – очень красивый город.

Кадар кивнул и заправил прядь волос Эмбер за ухо, позволяя своим пальцам задержаться на ее щеке, отчего женщину пронзил электрический разряд. Его почти черный, как крепкий кофе, взгляд что-то искал на ее лице, скользя по глазам, скулам, носу, и наконец остановился на губах.

– Лично для меня, – негромко проговорил Кадар, проводя пальцами по ее подбородку и шее, – Стамбул – самый красивый город.

Эмбер в это время думала, какие у него красивые губы, недопустимо красивые для мужчины. Он что-то говорил, но слова не доходили до ее сознания. Ей доставляло удовольствие смотреть, как шевелятся его губы, вслушиваться в его глубокий голос.

В одном она не сомневалась: Кадар был похож на этот город – волнующий, экзотический, полный загадок и противоречий. И этой ночью он принадлежит ей…

Дыхание перехватило, губы приоткрылись сами собой, когда Кадар притянул ее ближе к себе.

– Я готова в это поверить, хотя видела не так уж много городов.

– Красивый… – повторил Кадар, касаясь ее губ своими.

Это прикосновение было легким, словно тончайший шелк. Он как будто и просил поверить ему, и дразнил. Получив ответ Эмбер, Кадар прильнул к ее губам в таком нежном, таком упоительным поцелуе, что у нее закружилась голова. Она задохнулась и, наверное, упала бы, однако он успел прижать ее к своей крепкой груди.

Какой же у него невообразимый вкус! В нем соединились и тепло турецкого солнца, и ароматные специи, и обещание жаркой ночи – пир для тела, праздник чувственного восторга.