Кадар все сильнее прижимался к губам женщины, и она отвечала на его ставшие требовательными поцелуи, на дерзкие ласки языка, вторгшегося в ее рот, чувствуя, что желание нарастает, подобно крещендо в музыке. Эмбер прильнула к нему, слыша ток крови в ушах, беспорядочное биение своего сердца. В голове не осталось ни одной мысли, она была целиком во власти охватившего ее безумства.

Кадар уловил стон, но не сразу понял, что простонал он сам. Он заставил себя оторваться от губ Эмбер и откинул голову назад, тяжело дыша. Лишившись жара его губ, она взглянула на него и увидела нахмуренные брови над глазами, в которых бушевал шторм.

– Надеюсь, у тебя крепкие нервы, – произнес он хрипловатым голосом, в котором прозвучала горькая нотка.

Эмбер моргнула, смешавшись, и вдруг испугалась. Никто не знает, где она и с кем. Только полицейские, которые, можно сказать, вручили ее этому человеку. И она никого, кроме себя, не может винить в том, что позволила ему соблазнить ее.

Кадар остается для нее незнакомцем. Конечно, он обещал ей наслаждение, но совпадают ли их представления о том, каким оно должно быть?

Эмбер не смогла сдержать дрожь.

Что у него на уме?

Должно быть, страх отразился в ее глазах и не остался незамеченным.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал Кадар как можно мягче. – Но предупреждаю: в том, что ты увидишь, будет мало приятного.

Кадар повторял про себя, что должен ее предостеречь.

Как правило, его женщины обладали опытом. Они могли принять все: возраст, телосложение, даже изъян. Достаточно было придать им нужный стимул – ночь или две в пятизвездочном отеле, включая все, что к этому прилагалось. Платье. Безделушка. Отличный секс.

Те женщины, с которыми он обычно занимался сексом, прятали глаза и делали вид, что ничего не видели, а потом с облегчением с ним расставались.

Эмбер была не похожа на них. Возможно, она и не невинна в самом строгом смысле этого слова, но все равно во многих отношениях остается наивной.

Сейчас она покусывает губу, явно не зная, что сказать. А на рынке специй она поддалась импульсивному порыву и сбежала от него, хотя их окружала толпа людей.

Да, если Эмбер бросилась прочь на рынке, чего можно ожидать от нее, когда она увидит…

Похоже, ему вообще не следовало вмешиваться, запоздало раскаялся Кадар. Нужно было просто помочь ей разрешить проблемы с полицией и отпустить на все четыре стороны. Но теперь ничего не поделаешь. Он дал слово, что до следующего утра отвечает за нее. К тому же она сама сделала выбор. И он читал по ее глазам, что она уже полна предвкушения. Мимолетный роман с незнакомцем в незнакомой стране. Будет что рассказать подругам, когда она вернется домой. Еще один сувенир из Стамбула.

Молодая женщина была отзывчива и податлива в руках Кадара, ее губы, словно песня сирены, увлекали его, манили к себе, и устоять перед ними было невозможно.

Однако у Эмбер отсутствовало кое-что важное. Опыт. Кадар не мог уложить ее в постель, не предупредив, что реальность совсем не похожа на предзакатный Стамбул в розовой дымке.

Эмбер смотрела на него, и только легкое подрагивание нижней губы выдавало ее сомнение.

– Я уже большая девочка, Кадар, – как можно увереннее проговорила она. – Я справлюсь.

Он ничего не ответил. Только поцеловал ее в нежные, как бутоны роз, губы, потому что, несмотря на твердый голос, она казалась неуверенной и ранимой. Поцеловал, едва касаясь ее губ – из опасения, что она может передумать, когда увидит. А он не хотел, чтобы она передумала.

– Тогда идем, – сказал Кадар, беря ее за руку и заводя в комнату. Он закрыл стеклянные двери, за которыми виднелось бледнеющее небо. – Я покажу тебе!

Эмбер переполняли эмоции. Она была возбуждена и в то же время не могла справиться со страхом, вызванным словами Кадара. Сердце женщины подпрыгнуло и взволнованно забилось, когда он снял пальто и повел ее в свою спальню.

Зажегся свет, и она увидела почти то, что представляла: широкая кровать с золотистым покрывалом, портьеры насыщенных цветов, турецкие ковры на полу.

Но Эмбер бросила на комнату один лишь беглый взгляд, потому что мужчина, стоявший рядом с ней, заслуживал куда большего внимания. Кадар снял туфли, и она задержала дыхание. Сердце билось как безумное.

Никогда еще перед ней не обнажался ни один мужчина. Но Кадар делал это не ради ее удовольствия. Эмбер читала в его глазах скорее вызов, чем желание, когда вслед за обувью он снял вязаный свитер, затем брюки и черные трусы.

И пусть Кадар разделся не для того, чтобы привести ее в восторг, но разве могла она остаться безучастной? Да, она размышляла о том, что такого ужасного он должен ей показать? Но эта мысль жила где-то на краю сознания. В эту минуту Эмбер была целиком поглощена самим процессом раздевания. И то, что она видела, будоражило ее кровь и ставило в тупик.

Кадар был неотразим. Широкие плечи, тонкая талия, узкие бедра. Волосы на груди треугольником сбегали к животу, образуя черный островок между ног, из которого прямо, подобно древку копья, на женщину смотрела часть его тела, подтверждающая, что он действительно находит ее привлекательной.

Эмбер сглотнула, первый раз в жизни столь откровенно разглядывая обнаженного мужчину. Она вся горела – как от желания, так и от смущения, – однако отвести взгляд в сторону было выше ее сил. И только тут она заметила то, что не сразу бросалось в глаза. Вздутие и краснота на бедре и – пересекающий его шрам.

Заметив ее взгляд, Кадар медленно повернулся, и Эмбер не сумела сдержать потрясенное восклицание.

Его спина от правого бедра до плеч была испещрена шрамами. Самые разные – уродливые, кривые, сморщенные, – они пересекали друг друга, натягивая кожу, образуя бугры и неровные спайки. Казалось, кто-то расплавил его спину, небрежно перемешал и оставил застывать в таком виде.

– Тебе противно? – спокойно поинтересовался Кадар, бросая на нее взгляд через плечо.

Эмбер посмотрела ему в глаза.

– Ты хочешь, чтобы мне было противно? – так же спокойно спросила она.

Он круто развернулся:

– Так тебе не противно?

– Это шрамы от ожогов? Их невозможно не заметить. Ну вот, я увидела. Ты хочешь, чтобы я спросила, что случилось? Или мне следует вести себя так, словно их нет?

– Второе.

– Хорошо. Так и поступим. В таком случае мне кажется, что на одном из нас слишком много одежды. – Эмбер подняла руки к пуговицам куртки.

Впервые в жизни она позволила себе говорить столь откровенно. Через несколько секунд куртка лежала на полу. Впервые в жизни Эмбер повела себя столь бесстыдно. Только сняв топ, обувь и джинсы, оставшись в своем практичном, абсолютно не сексуальном белье, она снова оробела, обхватила себя руками и подняла глаза к потолку. Боже милосердный, мелькнуло у нее в голове, о чем она думала, решив вести себя, как стриптизерша? И почему она вообразила, что у нее получится быть соблазнительной?