– Например? – спрашивает Джейк.

Я сразу понимаю: хотя он сосредоточен на дороге, очень внимательно слушает меня. Он погрузился в мой рассказ больше, чем я от него ожидала.

Звонит мой телефон. Я достаю его из сумки, стоящей на полу у моих ног.

– Кто это? – спрашивает Джейк.

Я вижу на экране собственный номер.

– Всего лишь подруга. Отвечать не обязательно.

– Ну и ладно. Продолжай!

Зачем он снова звонит? Чего хочет?

– Ладно. – Я запихиваю телефон в сумку и возвращаюсь к рассказу. – Ну вот… Однажды, внезапно, эта ученица сказала инструктору по вождению, что она «целуется лучше всех на свете». Сказала с таким видом, будто считала, что он и так это знает. Она была очень в себе уверена; по его словам, говорила убедительно.

Джейк меняет положение рук на руле, выпрямляет спину. Я слышу, как пикает мой телефон, значит, на мою голосовую почту поступило сообщение.

– Он сказал, что знает: говорить о таком довольно странно. Кажется, он даже извинился и признался, что больше ни с кем такими подробностями не делился. Ученица клялась, что талант дает ей больше власти, чем деньги, ум или еще что-нибудь. То, что она целуется лучше всех на свете, делало ее, по собственным словам, центром Вселенной… Он смотрел на меня, ожидая, что я отвечу или что-нибудь скажу. Я не знала, что сказать. Поэтому произнесла первое, что пришло в голову: для поцелуя нужны двое. Невозможно быть в единственном числе и целоваться лучше всех на свете. Поцелуй – действие, в котором участвуют двое. «Так что, – сказала я, – можно назвать кого-то лучшим, только если второй тоже лучший, а так не бывает… Это не то же самое, что играть на гитаре, например; на гитаре можно играть и в одиночку и знать, что у тебя хорошо получается. Целоваться в одиночку нельзя. Нужно, чтобы лучшими были двое»… Наверное, мой ответ его смутил. Во всяком случае, он расстроился. Ему не понравилась мысль, что в одиночку невозможно целоваться лучше всех на свете, что одному приходится полагаться на способности своего партнера. А потом он сказал: «Тут надо слишком много преодолевать». По его словам, это значит, что нам всегда кто-то нужен. А что, если другого рядом нет? Что, если мы вообще одни? Я не знала, что ответить. Потом он вдруг посуровел, как будто мы с ним спорили. И сказал: «Глупо пережидать дождь». Он велел мне выезжать с парковки направо. Это было так странно. Он показывал, куда ехать, кивками головы. И в основном молчал.

– Любопытно, – замечает Джейк.

– Я почти закончила.

– Продолжай.

– До конца занятия Дуг ерзал на сиденье; мне показалось, что вопросы, связанные с вождением, его не занимают. Он дал мне несколько простейших советов по технике вождения, но в основном смотрел в лобовое стекло. Таким было мое первое и последнее занятие по вождению…

Так как дождь еще шел, он обещал высадить меня возле моего дома, чтобы мне не пришлось ждать автобус. Больше мы почти не разговаривали. Когда доехали до моего дома, я затормозила и сказала, что дальше буду заниматься с отцом. Он ответил, что это хорошая мысль. Я вылезла из машины и побежала в дом… Примерно через минуту, не дольше, я выбежала на улицу. Дуг так и сидел в машине. Только пересел на водительское сиденье и держал руль обеими руками. Кресло было еще сдвинуто для меня, как и зеркало. Сначала он отодвинул сиденье назад, потом опустил стекла. В то время электроприводы стекол были редкостью… Не дожидаясь, пока стекло опустится до конца, я просунула голову в машину и мягко положила руку ему на левое плечо. Волосы у меня намокли. Я должна была кое-что сделать, кое-что доказать. Я велела ему на секунду закрыть глаза. Мое лицо было совсем рядом с его лицом. Он закрыл глаза и чуть подался ко мне. И тогда…

– Что? Не верю, что ты это сделала! – говорит Джейк. – Что на тебя нашло?

Более оживленным я его никогда не видела. Он ошеломлен и, похоже, злится.

– Сама не знаю. Просто показалось, что я должна это сделать.

– Так не похоже на тебя! Ты его после того раза еще видела?

– Нет, не видела. В том-то и дело.

– Угу, – кивает Джейк. – Значит, для того, чтобы целоваться лучше всех на свете, нужен второй? Любопытно. Такого рода убеждения остаются в глубине души, о них все время думаешь, и постепенно они завладевают тобой. – Джейк обгоняет еле плетущийся пикап. Пикап черный, старый. Мы уже давно ехали за ним, почти все время, что я рассказываю. Помимо нас, на дороге довольно мало машин.

– Что ты имел в виду, когда говорил, будто в основном воспоминания – вымысел? – спрашиваю я.

– Воспоминание – вещь в себе всякий раз, как ты воскрешаешь его в памяти. Оно не абсолютно. Истории, основанные на действительных событиях, часто имеют больше общего с вымыслом, чем с фактами. И вымысел, и воспоминания можно вызвать в памяти и пересказать. И то и другое – форма историй. С помощью историй мы учимся. Истории – то, как мы понимаем друг друга. Но нечто подлинное случается лишь однажды. – В такие минуты, как сейчас, Джейк больше всего мне нравится. Когда он изрекает фразы вроде: «Нечто подлинное случается лишь однажды». – Довольно странно, если задуматься. Вот мы идем смотреть кино и понимаем, что там все происходит не на самом деле. Мы понимаем, что актеры играют роли, произносят написанные реплики. И все же кино воздействует на нас.

– По-твоему, не важно, на самом деле произошло то, о чем я только что рассказала, или моя история – вымысел?

– Все истории – вымысел. Даже подлинные.

Еще одна типичная для Джейка сентенция.

– Мне придется подумать о том, что ты сказал.

– Помнишь песню «Незабываемая»?

– Да, – говорю я.

– А на самом деле бывает что-нибудь незабываемое?

– Не знаю. Я не уверена. Хотя песня мне нравится.

– Нет, не бывает. Незабываемого вообще нет.

– Что?

– В том-то и дело. Часть всего всегда можно забыть. Не важно, насколько это хорошо или примечательно. Так буквально должно быть.

– «Вот в чем вопрос»?

– Не надо, – говорит Джейк.

Я не знаю, что ему ответить. Понятия не имею, как реагировать. Довольно долго он молчит. Играет с волосами, наматывает прядь на затылке на указательный палец – он часто так делает, и мне это нравится. А потом, спустя какое-то время, смотрит на меня.

– Что бы ты сказала, если бы я назвал себя самым умным человеком на свете?

– Что, прости?

– Я серьезно. Кстати, тут прямая связь с твоей историей. Ты ответь.

Мы в пути уже минут пятьдесят, а может, и дольше. За окнами темнеет. В салоне тоже темно, если не считать подсветки приборной панели и радио.

– Что тут скажешь?

– Вот именно. Ты посмеешься надо мной? Назовешь меня лжецом? Рассердишься? Или просто усомнишься в разумности столь дерзкого высказывания?