Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, я скажу: «Что, прости?»
В ответ Джейк смеется. Не хохочет в голос, а просто усмехается, но искренне, на вдохе, очень по-своему.
– Серьезно. Я так считаю. Ты ведь хорошо меня слышала. И как ты ответишь?
– Насчет чего? Что ты самый умный парень на земле?
– Не так. Самый умный человек. Кстати, вовсе не утверждаю, что я такой; просто спрашивал, что бы ты ответила, если бы я так сказал. Не торопись.
– Джейк, да ладно тебе!
– Я серьезно.
– Наверное, я бы сказала, что ты несешь полнейшую ахинею.
– Правда?
– Ага. Самый умный человек на земле? Это нелепо по многим причинам.
– Например?
Я поднимаю голову, которая лежала на руках, и оглядываюсь, как будто нас слушает огромный зал. Мимо окон проносятся размытые пятна деревьев.
– Хорошо, позволь задать тебе вопрос. По-твоему, ты самый умный из всех живущих на земле?
– Это не ответ. Это вопрос.
– А мне позволительно ответить в форме вопроса. – Я знаю, что мой ответ тянет на плохую шутку из викторины «Своя игра», но Джейк не понимает. Конечно, он не понимает.
– Почему я не могу быть самым умным человеком на свете? Ответ «это просто безумие» мы не рассматриваем.
– Даже не знаю, с чего начать…
– В том-то и дело. Ты предполагаешь, что такое умозаключение слишком неестественно, чтобы ему можно было поверить. Ты не можешь допустить, чтобы твой знакомый, обычный парень, который сидит рядом с тобой в машине, был самым умным. А почему?
– Потому что… что ты, собственно, имеешь в виду, называя себя «самым умным»? Ты начитаннее меня? Возможно. А если, например, тебя попросят поставить забор? Или… знаешь ли ты, когда лучше спросить человека, как дела, проявить сочувствие или уметь сосуществовать с другими, общаться с другими людьми? Способность сопереживать – важное свойство интеллекта.
– Конечно, важное, – говорит он. – И все это входит в мой вопрос.
– Отлично. И все-таки… не знаю. То есть… существует ли вообще самый умный человек на свете?
– Наверное, да. Какой алгоритм ни создавай или что бы там, по-твоему, ни составляло ум, кто-то соответствует всем критериям лучше остальных. Кому-то необходимо быть самым умным на свете. А какая это тяжелая ноша! В самом деле, очень тяжелая.
– Какое это имеет значение? Зачем кому-то нужно быть самым умным?
Он склоняется ко мне:
– Самое симпатичное на свете – сочетание уверенности и застенчивости. Если они смешаны в нужных пропорциях. Если слишком много одного или другого, все пропало. Кстати, ты была права.
– Права? Насчет чего?
– Насчет того, кто лучше всех целуется, – говорит он. – Хорошо, что лучше всех целоваться невозможно в одиночку. Совсем не то, что быть самым умным. – Он отшатывается от меня, снова сжимает руль обеими руками.
Я смотрю в окошко.
– И всякий раз, как захочешь устроить соревнование по заборостроению, дай мне знать, – продолжает он.
Он перебил меня, и я не закончила рассказ. Я так и не поцеловала Дуга после нашего занятия. А Джейк решил, что поцеловала. Он решил, что я поцеловала Дуга. Но для поцелуя нужны двое, которые хотят целоваться, иначе будет что-то совсем другое.
Вот как все было на самом деле. К машине-то я действительно вернулась. Просунула голову в окошко и разжала руку. У меня на ладони лежала крошечная мятая обертка от карамельки – той, что дал мне Дуг. Я развернула ее и прочла: «Мое сердце, одно мое сердце с набегающими волнами песни, жаждет прикоснуться к зеленому миру солнечного дня. Привет!»
Та обертка до сих пор у меня где-то валяется. Я сохранила ее. Сама не знаю почему. Прочитав Дугу вслух слова, я развернулась и убежала в дом. Больше я его не видела.
– У него были ключи. По графику он не должен был здесь находиться, но у него были ключи. Он мог делать все, что хотел.
– Разве в каникулы не должны были заново покрывать полы лаком?
– Да, но работу проделали в самом начале каникул. Так что к тому времени лак уже наверняка высох. Запах лака бывает довольно резким.
– Он токсичный?
– Опять-таки я не уверен. Может быть, да, если долго им дышать.
– Нам покажут результаты вскрытия?
– Я узнаю.
– Как он выглядел? Наверное, приятного мало?
– Можешь себе представить.
– Да, могу.
– Сейчас лучше не вдаваться в подробности.
– Я слышал, рядом с телом нашли дыхательный аппарат – противогаз?
– Да, но старый. Непонятно, функционировал он или нет.
– Мы еще столько всего не знаем о том, что там на самом деле произошло.
– А единственного, кто мог нам рассказать, уже нет.
Джейк заговорил о старении. Я не ожидала такого поворота. На эту тему мы раньше никогда не говорили.
– В нашей культуре старение – одно из понятий, которые понимают неправильно.
– Значит, по-твоему, стареть хорошо?
– Да. Так и есть. Во-первых, старение неизбежно. Оно только кажется негативным процессом из-за нашей всепоглощающей одержимостью юностью.
– Да, знаю. Они все позитивные. А как же твое мальчишеское обаяние? С возрастом все уходит. Ты готов растолстеть и облысеть?
– То, что мы с возрастом теряем в физическом смысле, возмещается тем, что мы приобретаем. Справедливый обмен!
– Да-да, я с тобой, – говорю я. – На самом деле я хочу стать старше. Серьезно, старость меня радует.
– Все время надеюсь, что у меня появятся несколько седых волос. Морщины. Хочу морщинки в уголках рта и глаз. Но, наверное, больше всего остального я хочу быть собой, – говорит он. – Я хочу быть. Быть мной.
– В каком смысле?
– Я хочу понять себя и понять, каким меня видят другие. Хочу, чтобы мне было уютно с самим собой. И не столь существенно, как добиться такого результата, верно? Его можно переносить из одного года в другой. Вот что существенно.
– По-моему, именно поэтому многие так скоропалительно женятся и остаются вместе, хотя им и паршиво, независимо от возраста. Им неуютно наедине с собой.
Я не могу сказать этого Джейку и не говорю, но, возможно, одиночество вообще лучше. Зачем изменять привычный распорядок, который каждый из нас разработал для себя? Понимаю, в создании семьи много хорошего, но лучше ли жить вдвоем, чем в одиночку? Когда я одна, я часто размышляю, способен ли кто-то другой обогатить мою жизнь, осчастливить меня. Но так ли это?