Рэй Боб повернулся ко мне, вперил свои голубые глаза в мое лицо, и у меня аж волоски на шее встали дыбом, потому что я поняла: он видит меня насквозь, вплоть до самых потаенных секретов, до угнездившегося во мне зла, в котором находит нечто в своем роде привлекательное. А еще я догадалась, что Рэй Боб сам не осознает свои способности, но испугалась так, как если бы, играя на мелководье, вдруг почувствовала, что песчаное дно ушло из-под ног и стремительное течение уносит меня на самую глубину. Сейчас мне ясно: это было указание на то дурное, что творилось со мной, но тогда я поняла лишь одно — чтобы не утонуть, надо спешно выгребать к мелкому месту.

«А как насчет тебя, маленькая, ты, наверное, тоже любишь книжки?» — спросил он звучным, приятным голосом телеведущего.

Мама встряла и ответила, что девочка тянется к чтению, но у нее, к сожалению, дислексия. Уж не знаю, где она откопала такое словечко, разве что оно застряло у нее в памяти после разговоров с миссис Баррет, а он, продолжая буравить меня синими глазами, сказал, что ничего страшного и, по его мнению, малышка Эммилу очень даже может читать, когда захочет. Бабушка возразила, уверяя, что у меня не получается, но тут я каким-то чужим, не своим голосом заявила, что распрекрасно умею читать.

«Ну так почитай нам что-нибудь, детка», — сказал он.

Матушка поднялась на чердак, принесла оттуда семейную, принадлежавшую еще ее дедушке Библию, стряхнула с нее пыль и, подстелив салфеточку, положила на подставку рядом со столом, словно у нас было в обычае читать Библию перед трапезой. Мне не оставалось ничего другого, как открыть ее наугад, причем кровь билась в моей голове так сильно, что я видела красные точки. Библия открылась на Третьей Книге Царств, и я начала читать главу четырнадцатую.

«В то время заболел Авия, сын Иеровоамов. И сказал Иеровоам жене своей: встань и переоденься, чтобы не узнали, что ты жена Иеровоамова, и пойди в Силом. Там есть пророк Ахия; он предсказал мне, что я буду царем сего народа».

Потом прозвучал и следующий стих, насчет десяти хлебов, лепешек и кувшина меду, и тут мама вскочила и громко закричала, что это чудо и Бог откликнулся на ее молитвы. Она сжала меня в объятиях, а я через ее плечо видела лицо бабушки, потрясенной моим предательством. Наверное, она на самом деле хотела сделать меня маленьким подобием себя, девочкой, которой нравится то же, что и ей, — книги, хорошая музыка, возможность посещать немногие культурные мероприятия, проводившиеся в округе Калуга для приличной публики. Смышленую внучку не стыдно взять с собой в поездку в Атланту или в Майами, а со временем она поступит в колледж и не бросит его на первом курсе из-за беременности, а проучится все четыре года. И вот оказалось, что я вполне могла оправдать ее надежды, но почему-то держала это в тайне и, что вдвойне обидно, раскрылась лишь под влиянием постороннего человека, Рэя Боба Дидероффа.

На моих глазах бабушка постарела на десять лет. Пока я демонстрировала маме и Рэю Бобу Дидероффу свои умения, она занялась уборкой посуды со стола, и на этом наши близкие отношения закончились. Читать она меня больше, разумеется, не учила, а о том, почему я так с ней поступила, ни разу не спросила. После того случая она как бы устранилась из нашей жизни, но это произошло без скандалов, и Рэй Боб по сему поводу не переживал, тем паче что бабуля не принадлежала к его церкви, а состояла в Американском союзе борьбы за гражданские свободы, что, с его точки зрения, заслуживало занесения в черный список. Собственно говоря, как я понимаю теперь, в этом списке должны были состоять практически все, кого матушка знала раньше, так что перечень, надо думать, получался внушительный, и это могло бы навести нас на некоторые размышления. Но не навело, потому как матушка была вне себя от счастья.

После свадьбы мы переехали в большой двухэтажный кирпичный дом на участке в пять акров, на улице, называвшейся Галф-авеню. Первые два месяца мама чувствовала себя королевой, потому что Рэй Боб делал для нее все, что мог, а остальные превратились в невидимок. Она избавилась от своего старого фордовского грузовичка и стала разъезжать в желтом «мустанге» с откидным верхом, оставшемся после первой миссис Дидерофф. У меня была собственная комната, имевшая общую стену с их спальней, так что по ночам я слышала, чем они занимались, а что это такое, мне и в девять лет было известно. Возможно, раз Лоуллин сбежала, он не был силен по части траха, но после ее исчезновения ему, как столпу церкви, живущему у всех на виду в таком маленьком местечке, как Вэйленд, пришлось предаваться воздержанию, и первое время после женитьбы он при полном согласии и поддержке матушки со всей мочи наверстывал упущенное. Однако примерно через шесть месяцев после свадьбы, когда Рэй Боб малость облегчился и его рвение поубавилось, мне довелось услышать из-за стены другие звуки: матушкин громкий крик, потом низкий, приглушенный голос Рэя Боба (я вообще ни разу не слышала, чтобы он напрягал голосовые связки, все и без этого его слушали) и ее резкий визг, неожиданно оборвавшийся с несколькими тяжелыми ударами, вовсе не ударами тела о кровать. Назавтра мама осталась в постели, а послезавтра, хотя и появилась, ходила как-то напряженно и почти не разговаривала. Ти Джо тоже лупил ее, когда они напивались, но на сей раз все было по-другому. Как я к ней ни присматривалась, никаких следов побоев так и не углядела. Это разжигало мое любопытство, но загадка была не из тех, ответ на которые можно найти в энциклопедии.

В пятый класс я пошла с новой фамилией, в качестве Эммилу Дидерофф, поскольку Рэй Боб сказал, что все мы одна семья. Через две недели после начала учебного года в пятницу днем я пришла домой из школы и обнаружила, что мамы дома нет, как нет в гараже и ее желтого «мустанга». Не появилась она и к возвращению Рэя Боба, но он сохранял полное спокойствие и только, бросив на меня свой проникающий в душу взгляд, спросил, не знаю ли я, где она.

«Нет, сэр», — ответила я, и он стал звонить куда-то по телефону.

Позднее той ночью я услышала сирены.

Маму нашли в округе Докси: она мчалась с недозволенной скоростью, и местный коп отжал ее машину к обочине, позвонил, проверив документы, Рэю Бобу, и тот забрал ее домой. Некоторое время после этого я ее не видела, так как Рэй Боб объявил, что у матушки нервный срыв и мы все должны молиться, чтобы ей полегчало. Дядюшка Рэя Боба, доктор Дидерофф, управлял так называемым санаторием на Вэйленд-Бич, местечком, где богатые люди могли оттянуться по полной программе, не рискуя нарваться на кого-нибудь из знакомых. Учитывая, что жизнь в округе Калуга протекала у всех на виду, это было немалым преимуществом. Я подслушала, что маму от ее нервного срыва лечат электрошоком, и даже представляла себе, как доктор Херм заставляет ее совать пальцы в розетку. Я лелеяла эту воображаемую картину, поскольку страшно разозлилась на нее за то, что она удрала одна, без меня, а вот задуматься, с чего это ей вообще приспичило отмочить такой фортель, мне даже в голову не пришло. О чем я, прости меня Господи, думала, так это о том, как извлечь из случившегося какую-нибудь выгоду, а поначалу просто боялась утратить свое положение в семье.