Вдруг – мрачный голос из зала:

– А сто грамм-то где?

Шок. Паника.

– Что?.. что?..

– Ну, сто грамм-то где, я спрашиваю? На чертеже вашем?

Психолог заволновался, забегал, пока его не остановили жестом и тем же голосом не разъяснили, где находятся пресловутые граммы и зачем они нужны самому психологу – чтобы не лишиться, скажем, работы, ну и еще для ряда важных дел.

Почему не производят имена от медицинских терминов? Они куда благозвучнее, чем революции с тракторами.

Интерстиций, Параметрий, Эпителий – по-моему, очень неплохо звучит, особенно в клерикальной среде.

Меконий Эпикондилит. Альвеола. Карцинома. Фистула. Писательница Рубия Сурфактант. Журналист Скротум Пиогенный, псевдоним – Варикоцеле.

Побеседовал со старым товарищем, хирургом-урологом К.

– Как дела? – спрашиваю. – Что нового говорит современная наука о стоянии фаллоса?

– Да вот не далее как намедни растащили нас с главным урологом по углам! Чуть не подрались! Я ему спинальника показываю, с анатомическим перерывом спинного мозга! При чем тут, говорю, психотерапия?

– Это ты зря. Утешить никогда не помешает.

Напомню избитую истину: поскребешь великолепие – и откроешь, что ничего не меняется.

Зашел я давеча по дельцу в одну богатую клинику. Платную. Там прижился заведующим отделением мой однокурсник.

Ну, все там блестит! Все сияет. Бахилы. Турникет. Консьержка в стеклянной клетке.

И сам мой товарищ заматерел, пополнел, седой весь, в очках дорогущих, начальственные нотки из него излетают. Короче говоря, любо-дорого посмотреть.

Привел он меня в сестринскую, где кухонный комбайн, пить чай.

Сидим так, беседуем.

И вдруг вползает нечто кубическое в халате, сестра или санитарка. Лебезит и заискивает, просит прощения за отвлекание князя на две минуты. Держит в руках белую бумажечку. Вытряхивает из нее красный клеенчатый крестик, вырезанный.

– Вот такой подойдет?

Товарищ мой переменился в лице. Он побагровел. Седина встала дыбом.

Я засмеялся.

– Кто это вырезал? – отрывисто спросил заведующий. – Фамилия? Отделение?

– Ира из приемного…

Мы переглянулись, тут согнуло и приятеля. Крестик был нужен наклеить в палату на кнопку вызова персонала, чтобы не путать ее с другими современными кнопками.

Крестик, судя по всему, вырезало существо, страдающее паркинсонизмом, дебильностью, криворукостью и зрительными галлюцинациями.

– Они не могут вырезать этот крестик два года, – сказал мой товарищ. Навис над санитаркой и затряс над ней пальцем, кивая на меня: – Сегодня же все это будет в книге! Сегодня же, клянусь!

Узнал прекрасное.

В годы моего студенчества лежали в одной психушке некто Император Советского Союза и Октябрь Брежнев. Оба были в состоянии глубокого распада личности и засели там, как мне казалось, навсегда. Может, и навсегда! Может, рассказ не о них, а о ком-то третьем, но этот третий тоже пролежал там много, очень много лет.

Но потом наступил капитализм, и эту фигуру вычистили. Опять же не уверен в личности, но очень уж похоже все-таки на Императора. У Императора, напоминаю, был золотой императорский радиоприемник, а дома лежала на знаменах голая императрица Иза. А почему? А потому что «топор, ружье, бревно».

Так вот этот тип, был ли то Император или его сосед по койке, на улице не пропал.

Он страшно разбогател: стал застройщиком.

И часто навещает любимый дурдом. Он приезжает с полными денег карманами. Битком их там. Внутри же больницы он эти деньги рвет и осыпает ими персонал.

На тему лирического акушерского боевика «Тест на беременность» скажу следующее. Методы родовспоможения в исполнении института им. Отто показаны убедительно. Но не то, не то показывают! И не так.

Был у нас один такой доцент Н. Загнали нас, студентов, в родилку; окружили мы без пяти минут мать. Толпа. Над ней колдуют. Уже и голова показалась! Доцент Н. мрачно похаживал в сторонке, за спинами всех. Иногда он косился на толпу. Вздергивал бородку. И вдруг не выдержал. Ничто не предвещало. Он ничего не видел, его никто не просил. Схватил ножницы, сорвался с места, растолкал всех, единым стригом разрезал промежность и отошел с улыбкой, премного довольный собой.

Между прочим, это был легендарный человек. Давным-давно он принял роды у женщины, которой на Садовой отрезало трамваем голову. Как Берлиозу. Я не шучу. Он мимо проходил.

Карантин по гриппу – отрадная пора для больничных гардеробщиц. И без того важнее всех докторов на свете, они, зачем-то в халатах, приобретают дополнительные черты собак из сказки «Огниво».

– А вы куда? А зачем?

Да так, проходил мимо. Почему бы, думаю, не зайти? У меня очень кстати начался насморк. Есть ли у вас бахилы? Нет? Еще и лучше! Даже совсем хорошо.

Сегодня день откровений. Наш профессор хирургии любил на кафедральных попойках швырять в потолок помидоры. Я знал об этом давно. Но только сейчас сообразил: красное! Кровь. Белое операционное поле. Врач от Бога.

Снежочек поганый валит. Сижу и думаю: до чего хорошо, что я больше не в медицине!

Загородная больничка, я слинял пораньше. Скользко, мокро и снежно. Лес, овраг, убогая речка, мостик. Магазин у железной дороги. Вокруг ни души. Берешь чекушку, залпом опрокидываешь, в поезде размягчаешься.

Через какое-то время беседа с начмедом:

– Я долго молчал… Вас часто видят с бутылкой!

– Что, на работе?

– Нет, еще не хватало. Но после!

«Еще не хватало» – это он плохо знал. «Часто видят» – кто? До сих пор мучаюсь и не понимаю. Ведь не было никого на пушечный выстрел!

Маменька вспоминала профессию.

Гинекология, операция. Все готово к наркозу. Бригада обступила стол.

Клиентка манит пальцем, шепчет:

– Доктор! А можно мне заодно брови выщипать?

Да сбудутся все мечты.

У дочкиной подруги мамаша работает в поликлинике.