носились, словно бешенные собаки, по всему двору, играли меж собой, кто с булками в зубах, кто с яблоком или редисом в руках, на их лицах сияла радость и безмятежность, которая таинственно исчезает с каждым прожитым оборотом светила и уже под старость ты становишься ворчливым и недовольным всем, что когда-то тебя радовало.

«Я тоже был когда-то таким», — подумал Флавиан, сам не замечая того, что он жил безмятежной жизнью еще несколько часов назад, но колесо богов развернуло его судьбу.

Все случилось внезапно. Флавиан посмотрел куда-то на восток, откуда должны появляться первые солнечные лучи и почувствовал столь холодный ветер, что он сковывал все тело и складывалось такое ощущение, что кожа вот-вот начнет обрастать льдом. От Аргия не ускользнуло этого и повернул свою голову вслед за своим другом и машинально, сделал несколько шагов назад.

— Тут, что-то не так, — если бы голос имел материальную форму, то сейчас он выглядел бы съежившимся. Флавиан?

Голос Аргия дрогнул.

Холодный ветер веял жуткой сыростью, словно дул с каких-нибудь болот и пах…Могилами. Свежими раскопанными могилами, прелостью, затхлостью и сыростью, он так стремительно налетел на Утворт, что верхушка костра начала склоняться, словно какая-нибудь плакучая ива. Деревья вели себя противоестественно — могильный ветер трепал их едва набухшие ветви, расшатывая кроны. Собаки по всему Утворту начали протяжно завывать, словно голодные волки на луну, что у нозернов было плохим знаком. Небо затянулось черными тучами, а вся восточная часть Утворта стала черной, словно обугленной.

— Уходим, уходим отсюда, — произнес Флавиан, хватая своего друга за рукав рубахи.

Обе луны — голубая Мольвия и Анула желто-сырного цвета исчезли с небосклона. Откуда-то, со стороны Пятихолмия начал плыть густой туман, только вот он был…черного цвета. Тьма быстро надвигалась на Утворт темными клубами стелившейся черной завесы, грозясь полностью сомкнуть челюсти на этой деревне.

Аргия мучало то же предчувствие, что и Флавиана. Остальные люди, уже подпившие и усталые от постоянных плясок стояли как ни в чем, не бывало, на тьму обратили внимание только дети. Собаки заливались протяжным воем, среди этой ужасной какофонии лая, Флавиан чудесным образом смог распознать голос Снежка. Дети начали тискать своих родителей за рукава, чтобы те обратили внимание на нечто…

Некоторые из взрослых разинув рты наблюдали, как медленно, но верно, тьма наползала на Утворт.

Пастух не понимал, что происходит, но в этот раз сердце было солидарно с разумом и оба в унисон твердили одно — беги. И они с Аргием побежали.

Зловещая черная дымка уже наседала на окраину Утворта — сначала Тьма заволокла дом старосты, послышались визги, крики, и нецензурная брань, хруст деревьев, взвизги собак, шипение кошек. Флавиан решил обернуться и посмотреть, не отстает ли от него Аргий, и краем глаза он зацепил то, что творилось там, где буквально несколько мгновений назад был праздник. Люди в паники бежали вслед за двумя пастухами, спасаясь от чудовищной таинственной тени, что поглощало все на своем пути. Дом в один миг рухнул, словно был скошен гигантской косой, яблони и фруктовые кустарники начали преть и засыхать на глазах, превращаясь в ссохшиеся деревья и плоды лопались с характерным гнилостным звуком. В этой тьме показывались противоестественно искореженные лица еще недавно веселившихся крестьян.

Все кричало во Флавиане, что этот туман — чужероден, и такого не может быть, однако он начал расстилаться над всей деревней. В тумане маячило нечто живое… Сетьюд видел очертания формы каких-то людей, в таких же черных доспехах, как и весь туман повсюду.

— Что это, боги всемилостивые? — кричал запыхавшийся Аргий.

Толстяк отставал, и весь его лоб был покрытым соленым потом и только страх удерживал его на ногах. В Утворте была полная какофония звуков — собаки яростно заливались лаем, некоторые из них скулили, люди кричали и визжали, как дети, так и взрослые, раздавались мольбы о спасении, обращались ко всем Двенадцати богам и не только. Все это было у Флавиана за спиной. Он боялся оглянуться, боялся повернуться в пол оборота, боялся, что его застанет врасплох это черное надвигающееся нечто. Все это казалось единым кошмаром, начиная от гибели мальчика и заканчивая уничтожением деревни. Сейчас пастух хотел бы проснуться в собственной кровати и подивиться собственным снам, отереть свой лоб от испарины и забыть этот кошмар. Но тело после продолжительного бега изнывало, ноги подкашивались и все говорило в нем, что это не сон, а кошмар наяву.

Флавиан свернул через соседские сады, где располагался курятник и свинарник. Свиньи визжали как резанные, а в курятнике творился самый настоящий переполох — куры летали по всему помещению и пытались выбраться из западни. Животные чувствовали, что их дни сочтены в водовороте черной пелены. Свиньи одичали и начали выламывать деревянный забор, две из них делали подкоп своими маленькими копытами.

— Ты куда? — закричал Аргий, увидев, что Флавиан сошел с главной деревенской тропы.

— Домой! — ответил испуганный Флавиан, чуть не напоровшись на деревянный штакетник. — Надо предупредить мать.

Однако, Сетьюд застыл у забора мельника, завидев, что происходит позади него. Туман буквально проглатывал людей, засасывая их к себе во внутрь. Что, с ними происходило там, внутри тумана, даже богам было не ведомо. Но они оттуда не возвращались.

Пастух бежал в сторону своего дома, чтобы предупредить мать об опасности.

«Неужто боги наслали на нас это наказание? За что досталось Утворту?»

Пастуху казалось, что наступил конец света. Может быть вся Империя падал под натиском этого "нечто"? Может и никому не удастся спастись от того, что сейчас поглощает Утворт?

Перебираясь через высокие заборы, Флавиан бежал через кустарники сирени и смородины, хлеставшие ему по лицу, бежал из-за всех сил, стараясь успеть. Он не оглядывался, но судя по звукам, исходящим за спины, туман не отступал.

Сандалии были все в грязи и колючках, икры и колени были исцарапаны, а сердце билось тяжко, когда пастух вбежал во двор, Снежок жалобно заливался лаем и суетливо бегал по всему двору из угла в угол. Куры устроили в курятнике настоящую бойню и убивали друг друга, слышалось их бурное побоище, петухи надрываясь кукарекали во всю глотку. Юноша ужаснулся тому, что петухи ломают сами себе голову и падают в неестественной позе. Взмыленный и напуганный Флавиан, увидел свою матушку на крыльце, которая всматривалась куда-то вдаль. Ее застывший, словно озеро в холодную стужу, взгляд, был напуганным от происходящего ужаса.

— Мама! — окликнул ее Флавиан. — Надо срочно уходить, мама!

Мать осталась стоять словно статуя, зачарованная происходящим. Флавиан подбежал к ней и взял ее за руки.

— Ты меня