Он протягивает мне салфетку. Теперь его номер в моей руке. Опускаю глаза и вижу 2, поспешно сворачиваю салфетку и отвожу взгляд. Его красивые каре-зеленые глаза улыбаются мне.

Я редко себе удивляюсь. Я хорошо себя знаю. У меня есть правила, и я от них не отступаю. Кто знает, что может случиться, начни я принимать случайные решения, нарушая установленный во Вселенной порядок?

– Хорошо, – отвечаю я.

По пути домой я не только считаю, но и заполняю свою голову другими мыслями так, что в ней совсем не остается места, ни капельки. Не думаю, что Никола когда-либо был на свидании. Говорят, он был влюблен в Энн Морган, дочку промышленника Дж. Пирпонта, хоть та и выросла жирной и уродливой воинственной феминисткой. Никола был не из тех, кто женится ради денег, однако учитывая, как сложилась его судьба, в последующем это избавило бы его от немалой головной боли.

Сколько красивых и талантливых женщин сходили по нему с ума! Сара Бернар. Нелли Мельба. И их можно понять. Высокий, шесть футов шесть дюймов – 198 сантиметров, с большими ладонями. Пронзительно-голубые глаза, выразительное, красивое лицо. При взгляде на него, простите за каламбур, словно пронзало электрическим разрядом. Ходили слухи о его нетрадиционной ориентации, но я им не верю. Ни капли. Просто у него были… как бы это выразиться… тараканы.

Он не выносил украшений, к примеру. Особенно жемчуг. Тот вызывал у него такое отвращение, что Никола не мог находиться в одной комнате с дамами, носящими эту драгоценность. Неофрейдисты считают это доказательством его неприязни к женщинам, так как жемчуг, по их мнению, символизирует женскую грудь. Не верю. Порой жемчуг – это всего лишь жемчуг. Никола не ненавидел женщин. Он верил, что обществу грозит крах, как только женщины получат возможность иметь образование. Он был не из тех мужчин, кто считает, что нам не хватит мозгов. Он часто говорил о гениальных способностях своей матери Джуки, которая в одиночку управляла фермой, домом и прославилась на всю округу тем, что изобрела улучшенную прялку. От нее он унаследовал фотографическую память. Никола чувствовал, что она напрасно растрачивает себя – деревенская женщина, мать пятерых детей, которая никогда не ходила в школу, но знала наизусть целые тома стихотворений сербских поэтов.

Никола знал, что, когда мы станем образованными, подобно мужчинам, и начнем работать, семья и дети перестанут нас интересовать. Совсем как его. Поэтому его генов совсем не осталось – детей у него не было. Как не останется ничего и от меня, когда я умру.

Воздух тяжелый и жаркий. Пытаюсь представить, сколько людей ходило по этой улице за всё время ее существования. Это число не дано узнать никому, потому что этот путь существовал и в прошлом веке, и в позапрошлом. И десять тысяч лет назад. Слишком много людей. Их нельзя сосчитать.

Лучше даже не думать. Что это за имя, Шеймус? Как у клоуна. Да еще и работает в кино, подумать только. Жалкий фанат киношек, один из тех бестолковых придурков, что носят белые рубашки с короткими рукавами, отглаженные мамочкой (спорим, он живет с ней до сих пор), и блестящий галстук из искусственного шелка с персонажами комиксов. Наверняка он знает наизусть «Братьев Блюз». Апельсиновый шейк? Апельсиновый шейк? Три апельсиновых шейка. И держит на полке англо-клингонский[3]словарь. Надо забыть о нем и забыть о сложенной салфетке в моей сумочке, салфетке с цифрами, написанными его рукой.

Лучше подумаю о том, сколько ног прошло по этой улице. О воздухе. Сколько раз этот тяжелый воздух прошел через чужие легкие? Если природные элементы ниоткуда не возникают и никуда не исчезают, значит, используются повторно. Этот воздух засасывался влажными мембранными полостями, нежными и розовыми, почерневшими и больными, где задерживался на секунду, чтобы оказать свое действие, а затем выдувался из носов всех мастей, цветов и размеров. Прогонялся сквозь волосы и сопли в ожидании, когда же я его вдохну.

Сосредоточься на каждом вдохе. Каждой мысли. Категоризируй. Раскладывай по полочкам. Он пригласил меня на ужин. Меня и раньше приглашали на ужины. Правда, не в последнее время, но раньше я часто ходила на свидания. Могу даже вспомнить, сколько раз… 5. Как бы то ни было, всегда можно отказаться. Или не прийти. Он не знает ни моего телефона, ни адреса. Мне необязательно снова с ним встречаться. Из всех жалких ритуалов нашей никчемной жизни ухаживание – самый жалкий. О да, у нас много общего. Мы оба едим, ходим в туалет и боимся серьезных отношений. Наши родители орали на нас (или игнорировали, или душили). Всё это лишь для того, чтобы переспать. Я бы зауважала его, если бы он прямо сказал, что хочет трахнуть меня прямо там, в кофейне. Если бы он подошел близко-близко, поднял мне юбку, схватил за зад и швырнул на стол. Прижал бы меня так, что холодный стол впился бы мне в спину, и сорвал с меня нижнее белье загрубевшими пальцами прямо там, разбив вдребезги чашку с горячим шоколадом, и…

Категоризируй.

Раскладывай по полочкам.

Можно и сходить на этот ужин.

Готовлю ужин. Приготовление еды – прекрасный пример наведения порядка в мире. Начинаю ровно в 18.05, сверив часы. Так как сегодня пятница, у нас курица с овощами. Впрочем, у меня каждый день на ужин курица с овощами. Ровно в 17.00 я мариную 2 куриных бедрышка в соке половины апельсина с добавлением одного зубчика чеснока (мелко порезанного), 10 миллилитров оливкового масла и 10 черных оливок. В 18.05 кладу курицу на противень (та сторона, что будет лежать на тарелке, смотрит вниз) и ставлю в разогретый гриль (включенный еще до того, как я сверилась с часами). Затем готовлю овощи в чугунной сковороде для жарки, черной и тяжелой, словно специально созданной для того, чтобы лупить по голове пререкающегося мужа.

Сначала картошка, потому что ее готовить дольше всего – почистить, порезать на 5 кусочков и обжарить в 10 миллилитрах оливкового масла. 10 минут. Затем морковка: 1 штука, очищенная и порезанная на 10 кусочков. Лук: 1 штука, 10 кусков. С луком дело обстоит сложнее, поэтому я разрезаю луковицу посредине, чтобы образовались 2 полушария, затем делаю 4 надреза на каждой половинке. Нарезать луковицу на 10 одинаковых колечек почти невозможно. У меня очень острый нож, который я отдаю на профессиональную заточку в лавку мясника на Гленферри-роуд каждые 100 дней. В лавке меня считают шеф-поваром, неопытным, но добросовестным.

Цукини: 1 штука, помыть, но не чистить. 10 ломтиков. Фасоль: 10 стручков, помыть и отрезать хвостики. Таков порядок: от овоща, для приготовления которого требуется больше всего времени, до того, что готовится быстрее всего. Таким образом, если соблюдать точность, никуда не торопиться и быть внимательной, фасоль идет в сковородку через 10 минут после картошки. Затем я переворачиваю курицу, накрываю на стол – нож, вилка, подставка под тарелку, салфетка, стакан воды, – и, когда возвращаюсь к плите, всё уже готово. Щипцами выкладываю курицу на тарелку, чтобы она лежала слева, политая 1 столовой ложкой сока, образовавшегося при жарке; ломтики картофеля веером раскладываю справа. Остальные овощи – горкой в середине. Солю, 5 раз встряхнув солонку. Сажусь есть. Часы показывают ровно 18.30.