Из кабины пилота вышел штурман и, подойдя к тем пассажирам, на которых косилась стюардесса, что-то стал тихо пояснять. Судя по лицу штурмана, он не договорился. Мужчина, сидящий у прохода, повысил голос и предпринял попытку встать.

— Сидите, капитан сейчас подойдёт, — донёсся до меня голос члена экипажа.

Ну точно! Нас угоняют. Бли-и-ин… как мне так подфартило-то! Пусть я и комитетчик, но не спецназовец и не герой-самоубийца. А разруливать ситуацию как-то нужно. Резко поднявшись, я в две секунды оказался рядом с тем креслом.

— Я врач, кому-то стало плохо? Сердечник? — с умной мордой заявил я, разглядывая, что там такое происходит.

— Товарищ пассажир, вернитесь на место, — кинулась ко мне одна из бортпроводниц.

— Я врач… — повторил и нехотя вернулся на своё место.

Всё, что нужно, я увидел. Пистолетов и какого-то другого оружия у парней не было. Два молодых человека не старше двадцати лет держали на коленях некий предмет — свёрток, из которого торчали провода. Явно какое-то самодельное взрывное устройство.

Не так-то и плохо по ситуации в целом. Одно дело пистолеты, из которых в случае опасности могут пальнуть, и совсем другое — бомба. Как аналитик, я знаю, что реальных самоубийц среди тех, кто решился на угон самолёта, нет. Эти люди стремятся покинуть СССР, а не сдохнуть в воздухе. Потому большинство угроз взорвать самолёт так и остаются угрозами.

Другой вопрос, почему на досмотре не проверили. У меня с собой была сумка и в неё заглянул работник аэропорта. Пусть это было больше формальное действие, но увидеть подозрительный предмет, напоминающий бомбу, сотрудник мог. Скорее всего, парни прятали детали устройства на теле или в карманах лёгких курток и собрали взрывной механизм уже после того, как стюардессы разнесли конфеты.

Мысленно я вернулся к тем папкам, которые были собраны у нас в отделе. И снова успокоил себя мыслью, что если нет огнестрельного оружия, то всё не так плохо.

Вообще-то достать пистолет обычному человеку в это время невероятно сложно. Террористам такого рода проще использовать обрезы охотничьих ружей. Их пронести довольно просто под плащом или пальто. Но не в жарком июле месяце. А я ведь писал справку и рекомендации по усилению контроля в аэропортах. Что-то менялось в правилах прохождения проверки пассажиров, но несильно.

В шестидесятых годах угонщики умудрялись угрожать ножами. Это позже стали добывать огнестрел. Самым известным и кровавым был захват Ан-24, летевшего рейсом Батуми — Сухуми — Краснодар. Погибла стюардесса Надежда Курченко, ранены командир экипажа, штурман, бортмеханик. Угонщики выстрелили двадцать четыре раза. Это был первый и самый нашумевший случай, связанный со смертью члена экипажа.

Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и самоотверженность при спасении людей на воздушном судне бортпроводнице Надежде Курченко была посмертно присвоена награда — орден боевого Красного Знамени.

У меня по отношению к этому событию было неоднозначное мнение, поскольку считал, что экипаж не был подготовлен и не знал, как себя вести во время угона самолёта. Особо проявила себя двадцатилетняя Надежда. Ей дали записку и попросили спокойно отнести командиру. И что она сделала? С воплями «Нападение!» помчалась в кабину экипажа, чем и распалила террористов.

А между прочим, простые правила поведения бортпроводников в нестандартных ситуациях изучали и в далёком 70-м году. Случись пожар или другая неординарная ситуация, стюардесса всегда должна быть спокойной и не демонстрировать панику пассажирам. Могла же Надежда Курченко с милой улыбкой дойти до кабины, отдать записку и ждать. Пусть меня кто осудит, но я считаю, что Курченко оказалась клинической дурой. Сама криками спровоцировала стрельбу, сама себя подставила, загораживая пилотов. Пассажирам конкретно повезло, что не убили всех членов экипажа и случайный выстрел не попал в иллюминатор.

Позже Надежде Курченко поставили памятник, сняли фильм, группа «Краски» исполняла сентиментальную песню «Звёздочка моя ласковая», якобы посвящённую погибшей стюардессе. Замять громкое дело у комитетчиков не получилось. По этой причине решили сделать из девушки героиню. Страна радостно подхватила идею. Пионерские отряды носили имя Надежды Курченко, её сомнительный подвиг ставился в пример. Хорошо, что позже стюардесс стали натаскивать на нестандартные ситуации.

Те террористы имели неплохое вооружение: пистолеты, охотничье ружьё и ещё у одного висела на груди граната.

Глядя на тех, кто угрожал нам, я совсем успокоился. Своей бомбой они могут только пугать, сами же не представляют опасности для сидящих рядом людей.

— Командир экипажа приносит свои извинения за вынужденную задержку в связи с дозаправкой самолёта, — неожиданно сообщили по громкой связи, и я окончательно повеселел.

Ура! Если договорились о дозаправке на территории СССР, то наши службисты не пропустят самолёт дальше.

Оставалась, конечно, опасность того, что взрывное устройство сработает от каких-то действий угонщиков. Когда человек в отчаянии, он может совершить неразумные поступки. Были такие прецеденты. Но сейчас главное, чтобы мы сели. Мысленно я возмущался системе оповещения населения. Мы же типа гуманное государство. Не кричим на каждом углу, что после майских событий этого года принято решение при приближении к государственной границе угнанные самолёты сбивать силами ВВС.

Террористы с бомбой на коленях не в курсе того, что они уже смертники. Впрочем, как и все, кто находится сейчас в салоне.

— Мама а у нашего самолёта бензина не хватило? — тем временем поинтересовалась маленькая соседка.

— Керосина, — поправила её женщина.

— Мы не упадём? — волнения в голосе девочки прибавилось.

— Не упадём, зальём керосин и полетим дальше.

— А почему сразу мало было?

Пассажиры на эту тему тоже переговаривались, тихо возмущаясь. Информация об угонщиках по салону не пошла. Молодцы, девчонки-стюардессы. Чётко сработали. Те, кто понял и услышал, что случилось (сидящие рядом с креслами террористов), были отведены в хвост салона и им запретили разносить информацию. Из пассажиров вообще мало кто обратил внимание на перестановки. К тому же многие услышали мою фразу о сердечном приступе и решили, что действительно кому-то стало плохо. Не зря же командир экипажа выходил в салон.

— В Ленинграде приземлимся, — оценил сидящий позади меня мужчина то, что стало видно на земле.

Насчёт Ленинграда у меня имелись сомнения. Куда нас могли посадить? Скорее всего на военный аэродром. Угонщики парни молодые, им сказали, а они и поверили, что горючего не хватит. Уж от Таллина до Хельсинки самолёт долетел бы. Да и заправиться мог там же, в Таллине. А у меня проблемы возникли. Отстану от экскурсионной группы. Где их догонять буду?

— Уважаемые пассажиры, приведите спинки кресел в вертикальное положение… — тем временем обратилась к пассажирам стюардесса.