к одному из зданий, на котором висела вывеска супермаркета.

– Тебе не холодно? – поинтересовался Демьян, подходя к магазину.

– Нет. Я редко мерзну. Наверное, хороший обмен веществ.

– Везет.

– Да нет, я просто стараюсь бегать. Держу себя в форме. У нас в общежитии живет много ребят с факультета физкультуры, ну ты знаешь, таких подтянутых, подкаченных.

Тема о других «ребятах» и внимание Ады к ним явно не доставляли ему удовольствия, что нельзя было сказать о ней.

Они зашли в магазин. Походив между полок с продуктами, Ада нашла то, зачем пришла и двинулась в сторону кассы. Неожиданно для своего спутника она спросила у продавца про сигареты. Демьян никогда бы не подумал, что она могла быть подвержена этой слабости, никак не сочетавшейся с ее внешним видом, но открывшийся ему факт оставался фактом.

– Ада! Привет, – раздался мужской голос позади них. Демьян обернулся и уставился на светловолосого короткостриженого парня в джинсах и байкерской куртке.

– Привет, Никита! – приветливо ответила она.

Демьяну показалось, что Адриана весьма радостно поприветствовала его.

– Как не хорошо Ада! – с наигранным порицанием произнес Никита. – Сколько раз тебе говорил, бросай эту привычку!

Его замечание скрасила непринужденная обаятельная улыбка, от которой Демьяну стало тошно.

– Да, я знаю, что это гадость! Соберусь как-нибудь, – лишь подыгрывала она в ответ. – Не берешь меня на тренировки, вот я и распустилась.

– В следующий раз обязательно позову!

Было очевидно, что этот Никита не прочь потренироваться вместе с ней, явно выдавая это своим лощеным голосом. Демьян представил себе, как Ада, одетая в откровенный спортивный топик и обтягивающие шортики, занимается с этим «глянцевым» Никитой какой-нибудь растяжкой. В его воображении она разместится на траве одного из стадионов университета в жаркий летний день, и под чутким наблюдением этого белобрысого парня будет выполнять упражнения, больше походящие на иллюстрацию к камасутре.

Чувство досады от собственных мыслей заполнило Демьяна.

– Ну вот, договорились. Ладно, до встречи, – закончила разговор Ада и, расплатившись с кассиром, направилась к выходу.

На обратном пути Демьян решил поделиться с ней несколькими любимыми песнями на плеере, которые в тайне ассоциировались с образом этой девушки. Он часто заполнял пустоту внутри именно музыкой, необходимой ему как воздух. Прогуливаясь в одиночестве по улице города, звуки в плеере были для Демьяна и лекарством, и ядом одновременно, придавая его размышлениям вкус и излишнюю эмоциональность, от чего парень умудрялся получать своего рода удовольствие.

Включая одну песню за другой, он надеялся таким образом, что спутница проникнется его внутренним миром и идеальным музыкальным вкусом, в котором для него не было сомнений. Неудавшаяся сегодня прогулка заставляла Демьяна предпринять хоть какие-нибудь действия, чтобы показать Адриане, что он намного «глубже», чем ей могло показаться. Однако надежды не оправдали себя и в этот раз, так как у девушки было свое «понимание» прекрасного, а «медленные депрессивные мелодий», как она сказала, навевают на нее лишь усталость.

Считая эту прогулку своим полным фиаско, когда терять уже было нечего, перед входом в общежитие Демьян в который раз настырно (даже для самого себя) поднял разговор о походе в кино:

– Сейчас выходит в прокат продолжение одной комедии – «Американский пирог»4, – начал он. Это была единственная комедия в кинопрокате, а приглашать ее на просмотр мелодрамы или боевика он не хотел, поэтому выбор был сделан автоматически. – Может мы могли бы…сходить…вместе? Говорят, очень ожидаемый фильм, – добавил он довод, призванный сыграть в его пользу.

То ли от того, что Адриана решила дать ему еще один шанс, то ли ей действительно хотелось развеяться бесплатным походом на сеанс, а возможно, чтобы просто поскорее отвязаться от этого парня и закончить их встречу, но неожиданно для Демьяна она согласилась.

Они попрощались. По дороге к своему общежитию Демьян, терзаемый ощущением откровенной неприязни к тому, какой она предстала перед ним сегодня, начал сомневаться стоило ли после всего этого приглашать ее куда-то еще. Он ловил себя на мысли, что общение с этим человеком оказалось для него отнюдь не душевным, как он себе представлял.

– Не говори ерунды! Сходить в кино нужно. Ты просто не раскусил эту птичку.

– Даже не знаю…

– Вот увидишь, в следующий раз все будет иначе, – пообещал он себе, в конце концов.

6

Ночь заливала все вокруг черной краской, и лишь луна за спиной освещала ему путь. Он стоял по колено в рыхлом свежевыпавшем снегу, потеряв счет времени и не замечая своих ощущений. Воспоминания о том, как он здесь оказался, отсутствовали. Память просто молчала. В этот самый момент он напряженно вслушивался в промерзший воздух вокруг, доносивший до его сознания надсадные звуки, способные растопить весь здешний снег. Обоняние, осязание, все его чувства и все рецепторы – все затихло. Все, кроме слуха. Он четко мог бы различить каждый шорох, скрип, каждое дуновение выдыхаемого воздуха. Тяжелое, медленное, ровное… каждое движение. Он слушал, словно ночное животное – филин, с широко раскрытыми глазами.

Он двинулся вперед, где звуки становились отчетливее. Усиливаясь, они приближали понимание происходящего где-то неподалеку. Едва различимый вздох, на мгновение показавшийся ему собственным, сменился еле сдерживаемым женским стоном. Звуки становились все сильнее в его голове, словно маленький ветер, медленно превращавшийся в ураган. Чье-то дыхание, несдерживаемый порыв голоса создавали цунами, которое вот-вот обещало обрушиться на него. Это настолько отчетливо раздавалось эхом в его голове, что он будто ощущал чужие эмоции кончиками пальцев, всей кожей, приближаясь к дому, где никогда раньше не был. Не отдавая себе отчета, он просто знал, что ему нужно туда, словно там был ответ на какой-то важный и сокровенный вопрос.

Оказавшись около дома, перед его взглядом развернулась веранда, в окне которой горел тусклый свет. Его слабое сияние подрагивало в ночи, сливаясь с плавающими тенями в едином танце. Отчетливые звуки чужого дыхания, такого медленного и тяжелого дополнялись голосом, уже знакомым ему. Он с жадностью заглянул в окно, уперевшись в него всем лицом. Горячий воздух вырывался изо рта, оставляя мутное пятно на стекле.

Подобно картине из взволнованной фантазии художника, она стонала сдавленно и протяжно, пробуждая зрение всеми красками происходящего. Он наблюдал не в силах оторвать взгляд, осознавая, что происходящее по ту сторону стекла пробуждает безжалостное чудовище с зелеными глазами5. Напряжение разносилось по всему телу, а его руки и ноги не слушались, будто их залили свинцом. Эти звуки словно тягучая, протяжная мелодия наслаждения. Горячая и липкая карамель.

Тени вслед за тусклым светом продолжали свой танец, обвивая