Тем не менее запишем, что с сыном, Дмитрием Полуяновым, потерпевшая встречалась два-три раза на неделе. Как правило, дважды приезжала из своих Медведок в Димину квартиру в Орехове-Борисове: готовить обеды. По воскресеньям Дима (если, конечно, бывал свободен) навещал маму в ее доме.

Все прочее безразмерное пенсионерское время Евгения Станиславовна уделяла добыванию продуктов (подешевле), просмотру телевизионных передач, чтению книг. Кроме того, она посещала утренние (благотворительные) сеансы в кино, ходила на выставки (отдавая почему-то предпочтение фотографическим). Бывала и в театрах. Дважды совершила автобусные экскурсии по Европе – осталась премного довольна и благодарна сыну (он за них платил).

Порой Евгения Станиславовна встречалась с подругами. Их у нее оставалось немного. Одна – еще по литературной студии. Две другие подруги Евгении Станиславовны сохранились со славных времен учебы в медицинском. Еще одна подружка – это тетя Рая, или Раечка: медсестра, с которой мама тридцать лет проработала. Ну и еще пара женщин – тоже коллеги по совместным местам работы: одна невропатолог, другая – гинеколог. Вот и все друзья-родственники, товарищ капитан. Ах да – имелся у мамы еще кот Бакс. Жирная наглая тварь. В нем мама души не чаяла. А больше ничего интересного.

Никаких врагов. Никаких разборок. Никаких наездов. Никакого наследства.

– Да, капитан, к сожалению, никакого наследства. Квартиру рыночной стоимостью двадцать тысяч долларов я наследством не считаю, в моих кругах за такой куш не убивают.

– Н-да?.. Ну что ж: прочитайте, Полуянов, ваше объяснение. Напишите: мною прочитано, с моих слов записано верно. На каждой странице проставьте внизу подпись, число.

– Ошибки исправлять можно?

– В моих кругах в документах ошибок не бывает…

Можете быть свободны. Давайте пропуск, я отмечу.

– Подвезти тебя, капитан?

– Я сам себя подвезу.

…Дима спустился вниз, на второй этаж. Капитан Савельев оставил у него сложное впечатление. И генерал Ухваткин – тоже. Наша милиция Словно роман Кафки: ты приходишь сюда как ревизор, а вдруг становишься обвиняемым. Мильтон-дружбан в течение получаса неожиданно обращается во врага, а потом снова становится другом… Нет, лучше во всем этом пока не разбираться. Лучше вообще на время выбросить из головы впечатления трех последних дней: морг, кладбище, поминки, кабинет генерала, закуток капитана Савельева… Лучше постараться отвлечься.

И – развлечься.

Очень, к примеру, Диме приглянулась девушка в приемной. Та самая прапорщица, что приносила им с генералом чай. Никогда еще в его жизни не случалось женщины в форме. Это возбуждало. И вообще сейчас его нервы, раздрызганные вчерашними похоронами, сегодняшним похмельем и нелепым вечером в ментовке, срочно нуждались в успокоении. А лучшего успокоения, чем “мягкое, женское”, он не знал.

Но увы, увы! В резиденции генерала его ждал облом. Приемная оказалась закрыта. Видать, “енерал” убыл, и девушка-прапорщица не стала засиживаться. Дима бесцельно подергал дверь. “Черт! Значит, я ее больше никогда не увижу? Во невезуха! Хотя… Если я очень захочу, то… Телефон-то генерала у меня есть… Значит, когда-нибудь смогу до нее добраться”.

Когда-нибудь… Но, увы, не теперь… Дима представил, как прапорщица в сей самый момент в одиночестве едет на метро домой. А потом войдет в пустую квартиру и будет, одинокая, смотреть телевизор. При этом, очень может быть, вспомнит Диму. А он… Он что, тоже должен коротать вечерок у телевизора? Нет уж!

Ладно, пусть не военнослужащая, а какая-нибудь женщина требовалась ему не в неопределенном будущем, а сейчас, сегодня же вечером. Даже совсем не обязательно трахаться. Можно просто посидеть, поговорить. Выпить винца. Поиграть в увлекательную игру под названием “флирт”… Очень уж, признаться, генерал Ухваткин и капитан Савельев утомили Диму своей брутальностью.

"Ладно, сейчас сяду в машину – кого-нибудь по мобиле да вызвоню. Не ехать же одному домой и с мохнатой тварью, моим новым сожителем, обжиматься”.

* * *

Дима отъехал метров пятьсот от управления. Рядом с этим зданием не хотелось говорить – даже по личному мобильному телефону, даже внутри личной машины. Набрал номер первой девушки. “Абонент не отвечает или временно недоступен…” Выбрал следующую – опять облом: “Кати нет дома… Что ей передать?.."

Ладно. Номер третий. “Ах, ты болеешь?.. Хочешь, я приеду? Привезу апельсинового сока? И еще: я великолепно ставлю горчичники… Ах, тебе совсем плохо? В следующий раз? Ну, как скажешь…"

Кто еще? Девушки-друзья? Татьяна Садовникова? Наташа Нарышкина? Нет, совсем неохота видаться и говорить с дамами-друзьями, выслушивать их соболезнования…

Вот так. Москва раскинулась всеми своими огнями, переживает вечер. Девять миллионов жителей плюс четыре миллиона приезжих. Как минимум – один миллион женщин, в принципе достойных внимания. И сто тысяч дам, достойных самого пристального внимания. А ему – скоротать вечерок не с кем. Не везет так не везет.

И вдруг подумалось Диме: кто бы теперь в его жизни ни появился, какая бы неземная любовь ни пришла – все равно ни одна женщина на свете не будет радоваться его приходу домой так безоглядно и бескорыстно, как мама.

Дима постарался отогнать эту мысль. Слишком тяжело от нее стало.

И тут телефон, который он по-прежнему держал в руке, зазвонил сам собой. Дима глянул на определитель: вместо номера – прочерки, кажется, звонят из автомата. Нажал на “прием”.

– Дима? – раздался в трубке напряженный девичий голос.

– Да. Слушаю внимательно.

– Это Надя.

"Девушка? На ловца и зверь бежит? – пронеслось в голове. – Но я не знаю никакой Нади! И голос незнаком. Может, это та, из Ялты? Но той Наде я телефон свой не оставлял. Тем более мобильный…"

– Дима, извините, что я звоню. – Голос совсем не кокетливый и как бы официальный. Таким из вендиспансера звонят. – Вы вчера мне свой телефончик оставили, помните?

Ничего он такого не помнил. Поэтому промолчал. Хотя вчера на маминых поминках была какая-то деваха. Может, и Надя.

– Дима, я тети Раи дочка. Подруги вашей мамы, медсестры. Мы с вами, когда я была маленькой, много встречались. И вчера тоже виделись.

– Ох, что ты раньше-то не сказала! – с преувеличенным радушием воскликнул Дима. В башке (может, потому, что настрой был соответствующий) мгновенно пронеслись, как американцы говорят, pick-up chances. Да, была вчера на поминках Надя. Молчаливая тихоня. Плотненькая такая. Очень грудастая и очень серьезная. И положительная. Не в Димином вкусе. Такую разик поцелуешь – глядь, а она тебя уже в загс ведет. Зачем же он ей вчера номер своей мобилы дал? Совсем, что ли, пьяный был?

– Дима, я вам звоню, потому что вы журналист, – продолжила напряженным голосом Надя. – Может, у вас есть знакомые в Институте Склифосовского?

– А что случилось?