— А, это вы… то есть ты…

Он с трудом выговорил «ты». Куда спокойнее было бы называть Умника в третьем лице, было бы спокойнее, а еще лучше, если бы тот был от них всех подальше, в мире сумасшедших.

— Вы… ты уже принял свои лекарства с утра?

— Сликарства — это плохо.

Голос Умника прозвучал настороженно. Эмманюэль напомнил ему про Маликруа.

Вошла Арья:

— Ага, наш молодчик уже тут!

Эмманюэлю сразу полегчало.

— Энцо забыл закрыть кран, — сказал он.

— Думаешь, Энцо?

Арья сверлила глазами Умника.

— Это не я, это месье Крокроль, — выпалил он.

— Легко валить все на кролика, — пробурчал Эмманюэль.

Он добавил в кофеварку еще две ложки и сказал Арье:

— Ты не думаешь, что мы промахнулись с новыми жильцами?

Арья кивнула на Умника — дескать, один из них тут.

— А! Говори спокойно — он дебил, — уверенно сказал Эмманюэль.

— И-ди-от! — поправил Умник.

— Он прекрасно понимает, о чем речь, — заметила Арья.

Они с Эмманюэлем сели завтракать и больше не обращали внимания на Умника. Пожарили тосты и стали уплетать их, перекидываясь просьбами: «Дай маслица, дорогая», «Передай варенье, малыш». Умнику ужасно хотелось есть, и он попытал счастья, обратившись к Арье:

— Дай печеньице, дорогая!

Она прыснула и достала из шкафчика вазу с печеньем:

— Держи, малыш!

— Я не малыш. У меня есть ножик.

Эмманюэль резко поставил чашку и прошептал:

— Это невыносимо!

— Ладно тебе, — сказала Арья. — Он безвредный.

— Ты думаешь?

— Уверена.

Они посмотрела в глаза друг другу.

— Тетя добрая, — сообщил тем временем Умник своему печенью. — А крантика у нее нет.

Эмманюэль встал:

— Я больше не могу. Пойду в комнату.

Кто бы мог подумать, что Умнику под силу вывести из себя такого солидного, уравновешенного молодого человека! Арья доедала завтрак без него, а Умник играл с тремя ложками. Две столовых были мама с папой, а кофейная — их сынок.

— Ты и-ди-от, — сказал ложка-папа. — Не хочу тебя больше видеть.

Арья еще мысленно спорила с Эмманюэлем, но тут насторожилась и стала прислушиваться, а Умник продолжал игру:

— Ложка-мама как будто умерла. А ложка-папа как будто отдал сыночка в интернат. Сюда вот, в кружку.

Умник окунул ложечку в остатки кофе.

— Спасите, тону! Буль-буль, я тону! Ложка-сынок чуть не умер в Маликруа, но его забрал брат, и они стали жить в другом доме.

Он пошарил глазами и нашел еще одну ложку — около чашки Арьи. Большим и указательным пальцем он изобразил человечка, который подбирается к ложке, и тихонько сказал:

— Мне нужна эта ложка.

Арья дала ему ложку, и он просиял:

— Это у нас будет брат.

— Он приехал за сыночком в интернат?

Умник кивнул, и лицо у него стало таким счастливым, что у Арьи слезы навернулись на глаза.

— Тебе тут нравится? — спросила она.

Умник снова кивнул и, помолчав, сказал:

— Ну, может, он еще вырастет.

— Кто?

— Твой крантик.

Вообще-то Энцо любил поспать. Но его опять разбудила любовная возня Арьи с Эмманюэлем за стенкой. Он послушал, поворочался в постели, попробовал почитать, помечтать и наконец вскочил, проклиная все на свете.

У Энцо было свое тайное убежище — большая тетрадь в клетку. Там он укрывался от всех. В пятнадцать лет записывал туда стихи, которыми Корантен восхищался. В семнадцать стал писать юмористические рассказы — Корантен считал их гениальными. Теперь он писал роман и никому об этом не рассказывал. Часов в одиннадцать он вышел из комнаты — голодный, с больной головой, продвинув свое творение на полглавы. В романе говорилось об одном юноше, который участвовал в любовных утехах заочно, слушая, что творится за стенкой.

— Привет, Винни, — поздоровался с ним Умник в гостиной.

— Здорово, идиот. По-настоящему меня зовут Энцо.

— А меня по-настоящему — Умник.

— Э, да ты за словом в карман не полезешь! — удивился Энцо и развалился на диване, бесцеремонно скинув на пол все плеймобильки, которые натаскал туда Умник.

— А вдруг Клебер уже умер? — сказал Умник.

— Он что, не вставал?

Умник помотал головой.

— Вряд ли умер; наверное, только при смерти, — успокоил его Энцо и подобрал с пола фигурку.

— Это ковбой, — сказал Умник.

— Да ну? А у меня когда-то были «синие мундиры», — вспомнил Энцо. — Они круче всех.

— Нет, круче всех шериф.

— Нет, синие мундиры!

— Нет, шериф!

Они уставились друг на друга. Было ясно: Умник не сдастся.

— Ну ты и обормот! — сказал Энцо.

— Ай-ай-ай! Нехорошее слово.

Энцо откинулся на спинку дивана и устало усмехнулся.

— Хочу Клебера.

Умник разволновался. Энцо встал. Не очень-то красиво со стороны младшего братца оставлять своего идиотика на попечение соседей.

— Пошли его разбудим.

Клебер спал. Впервые за много-много времени он спокойно проспал всю ночь. Умник прыгнул к нему на постель и стал трясти. Клебер вскочил как очумелый, нашарил очки и увидел Энцо.

— Сколько времени?

— Шесть часов вечера.

Клебер схватил с тумбочки часы: скоро полдень.

— Фу ты черт!

— Ай-ай-ай! Нехорошее слово! — хором воскликнули Умник и Энцо.

Клебер стал одеваться, и они вернулись в гостиную.

Тут хлопнула входная дверь — пришел Корантен.

— Сходил за новой зажигалкой, — объяснил он Энцо. — А то моя куда-то задевалась. — И прибавил, кивнув на Умника: — Ну как он, ничего?

— Ничего, — ответил Энцо. — Взялся меня перевоспитывать. — Он хлопнул Умника по плечу: — Нелегкое это дело, верно?

— Угум, — промычал тот.

Клебер привычно взялся опекать брата. И первым делом решил пойти с ним погулять — благо погода была хорошая. Спустились по лестнице, а внизу стоит какой-то пожилой господин. Одну руку положил на перила, другую — на набалдашник трости. Дождался братьев и накинулся на них:

— Опять вы мусоропровод забили! Я буду жаловаться в правление кооператива! Моему терпению пришел конец!