class="p1">Я никак не ожидал, что я подхвачу вирус. Фу, какое ужасное слово-то дали наши соплеменники этому прекрасному чувству любви. В том, что я влюбился, я уже не сомневался. И готов был за эту девушку, за свет её любви к миру и к своей планете, пойти хоть в тюрьму, хоть на эшафот. И не важно даже, ответила бы она взаимностью на моё чувство к ней, или нет. Чувство, которое зародилось в моем когда-то каменном сердце жило теперь само. Оно просило света и радости. Оно давало радость.

Вот в таком состоянии я помчался домой и с порога закричал маме, что я влюбился. Понятно, что мама очень переживала за меня. Боялась, что меня схватят и тоже посадят в темницу, а потом сошлют в резервацию.

Потому-то она и приложила палец к губам, услышав мой восторженный крик. Страх потерять сына ею руководил. Но потом, закрыв плотно все двери в доме, мы обняли друг друга, и она сказала мне, что мой отец рожден на Z-1585. Но она мне об этом не рассказывала, потому что надеялась, что во мне не проснётся любовь, она понимала, что любовь на нашей планете наказывается. А теперь терять ей было нечего, и она рассказала давнюю историю знакомства с моим отцом. При воспоминании об отце у матери стали влажными глаза, но лицо её не потускнело от грусти, а наоборот прояснилось. И она призналась мне, что тоже полюбила отца, когда встретила его на планете Z-1585. Мать в те далекие времена была астронавтом, то есть училась на него, но отец, властный и деспотичный, не отпустил мою мать в полёты, так что всего один раз моя мать побывала на Z-1585. А потом родился я.

Отец матери, мой дед Вагулит, и сейчас управлял нашей планетой. И в его силах было отправить в резервацию девушку-лазутчицу, которую я видел в повозке. Но мать мне сообщила, что дед решил устроить показательную казнь, а не ссылать лазутчицу на её родину.

Казнь была назначена на вечер следующего дня.

Как я пережил тот страшный день, трудно описать. Поэтому я не буду этого делать. Но вечером, когда девушку подвели к костру, когда решение было наверное невозможно отменить, я, так как сидел рядом с дедом и матерью в первом ряду, бросился к костру. Нет, я не стал его тушить. Я подбежал к девушке и протянул ей руку. Она улыбнулась мне, лицо её просияло, и она, протянув мне свою ладонь, подалась ко мне. Я обнял её. И мы вместе вошли в пламя костра.

Всё это случилось молниеносно. Ни мать, ни дед, ни стражники не успели меня схватить и отвести от костра.

Мы с девушкой, обнявшись, стояли в центре пламени. Огонь и искры скрыли нас от толпы. Но мы не горели. Пламя будто бы и не брало ни меня, ни девушку. Мы даже ощущали прохладу прикосновений языков огня.

Дед, так его слово было законом законов, нашёл в себе силы и приказать потушить костёр, а увидев нас с Делоликой в центре костра нетронутыми огнем, разрыдался и встал перед нами на колени. Все, кто был на площади, последовали его примеру. Они были удивлены тем чудом, что мы целы и невредимы, несмотря на пребывание в жарком огне костра. А дед в тот же день отменил закон о переселении в резервацию тех, кто любит и кто любим. Он на своем собственном опыте убедился, что любовь не боится ничего. Ни огня, ни казней, ни козней, ни приказов. Она есть.

История, о которой я вам рассказал, давняя. Её можно даже назвать мемуарами моими. Теперь у нас на планете почти никого не осталось, кто помнит о каменных сердцах жителей нашей планеты. Мы с Делоликой по-прежнему вместе. Мы любим друг друга.

Деревня

В том королевстве давным-давно ждали нашего приезда. Но из-за непогоды то в королевстве, то у нас, приезд откладывался.

Но как же обрадовались жители, увидев, что мы сходим с палубы теплохода. Нас караулили сотни, нет, тысячи репортеров. Они с нетерпением, заготовив кучу блокнотов, ждали нас и в аэропорту, и на вокзалах, и у тоннеля через горы. А мы решили добраться в эту страну теплоходом.

И как мы ни пытались проникнуть в страну неузнанными, нас всё же узнали. Признали. Нас дождались. Дождались. Королева, как ни странно, ждала нас как раз на причале пароходства и вышла к нам с приветливой улыбкой.

– Голубчики! – сказала она, – как же хорошо, что вы приехали. Пожалуйста, будьте как дома. Милости прошу к нашему шалашу. Ой, простите, нечаянно сказала так, видимо сказалось мое детство, проведённое у бабушки в деревне в вашей стране. Но вы не стесняйтесь. Добро пожаловать к нам в королевство.

И тут грянула музыка! Аплодисменты не угасали на пристани до утра! Жители ликовали. Королева резвилась, как девчонка. Она бежала рядом с нами, то вприпрыжку, то срывалась в галоп и уносилась, как ветер, вперёд, а потом так же стремительно возвращалась к нам.

Теперь всё же надо вам сказать, почему же так радовалась нам королева. И кто мы такие, что нас, совсем ничем не примечательных людей принимали, как важнейших послов.

Временно меня зовут дядя Алексис, а друга моего Мишель. В нашей деревне Мишеля зовут иначе, по-простому – дядя Миша, а меня – дедой Лёшей. Миша мне заместо сына. Сиротой он остался с младенчества, так со мной и вырос. Имена наши на иностранные немного изменились, но это случилось очень ненадолго, только на время нашего пребывания в том загадочном королевстве, где нас ждали долго и наконец-то дождались.

Так вот, возвращаясь к рассказу о нашем приезде, мне надо ещё сказать, что пристань, улицы домов, балкончики, подъезды во всех домах были украшены гирляндами из цветов всевозможных расцветок. Благоухание стояло такое, будто мы Мишаней вышли после грозы в поле за рощей дубовой. И так пели оркестранты, так старались всевозможные уличные музыканты, что казалось, будто птицы всего мира слетелись на нашу встречу и поют нам. И как поют!

Встретили нас, понятное дело, тепло, с лаской да заботой. Королева и её дети, как выяснилось, Мишанины троюродные племянники, – так вроде по родству выходило, – радовались нам так искренне, что нам показалось, мы и не выезжали из деревни своей. Да,