И ровно с тех самых пор она этого дома не видела. Малая Молчановка не лежала на столбовых дорогах ее жизни. Хотя эта улица и находилась в самом центре, рядом с Новым и Старым Арбатом, но ничего оживленного на ней не располагалось, а значит, делать Белке здесь было нечего.

По этой простой причине она и увидела Дом со львами впервые за двадцать с лишним лет.

Новым оказалось то, что вместо прежнего низенького штакетника Дом был обнесен высокой кованой решеткой. Удивляться нечему: ясно же, что теперь это строение не предназначено для простых смертных, и без ограды, значит, никак.

Белка подошла к решетке поближе, почти что голову сквозь металлические прутья просунула. Когда еще она здесь окажется, интересно же.

Львы у входа были отреставрированы, и к тому же в лапах у них появились щиты с какими-то непонятными письменами. Но все-таки это были те самые львы; Белка убедилась, что отлично их помнит. И ступеньки, ведущие в подъезд, помнит, оказывается, и арочное окно на шестом этаже… Она удивилась, как странно отозвалось в ней все это – сердце вздрогнуло. В самом деле странно! За все последние двадцать лет, во всяком случае за сознательную их часть, Белка не вспомнила про Дом ни разу, за это она могла поручиться. А тут вдруг…

Она стояла у решетки, смотрела на львов и арочное окно, и что-то непонятное происходило в ее душе.

Дверь подъезда открылась, и из Дома вышел Кирилл Мазурицкий. Решетка стояла так близко к подъезду, что Белка, можно сказать, столкнулась с ним нос к носу. Она оторопела. А он, похоже, нисколько.

– Здравствуйте, – произнес Кирилл. – Остается только сказать банальность: мир тесен.

Белка даже банальность сказать не могла – у нее просто рот открылся от изумления.

Впрочем, она была бы не она, если бы изумлялась слишком долго. И чему, собственно, изумляться? Любой состоятельный человек вполне может жить в Доме со львами. Вот он и живет.

– Здравствуйте, – произнесла она в ответ; невозмутимый тон все же дался ей не без усилия. – Вы живете в этом доме?

– Не совсем.

Интересно, что значит в данном случае «не совсем»? Живет в подъезде на коврике?

– У меня здесь квартира, – словно угадав ее вопрос, объяснил он. – Но я в ней еще не жил. Вот только что впервые вошел в нее как владелец.

Белке показалось, что при этих словах в его голосе прозвучало что-то вроде недоумения.

«Неужели это правда?» – словно бы спросил он сам себя с детской какой-то растерянностью.

Ей вдруг стало его жалко. Она и представить не могла, что этот уверенный, ироничный и самоироничный человек может испытывать растерянность.

Нет, все-таки это была не жалость, то, что она к нему сейчас почувствовала. Но приязнь точно.

– Так это же хорошо, – сказала Белка. – Квартиры здесь огроменные! Двадцать человек можно в каждой разместить.

– А вы откуда знаете?

Растерянности в его голосе больше не слышалось. Взял себя в руки.

– Приходилось бывать.

Белка чуть не сообщила, что в этом доме прошло ее раннее детство, и именно в компании двадцати человек, но решила, что знать о ней какие бы то ни было подробности ему не обязательно.

– Давно? – спросил он.

– Давненько, да, – усмехнулась она.

– Собственно, это неважно, когда. В любом случае вы просто обязаны дать мне совет!

Можно было, конечно, сказать, что ничего она ему не обязана и что страна советов давно уже в бозе почила. Но разводить такие разговоры в ответ на самую обыкновенную фигуру речи было бы занудством, чтобы не выразиться покрепче.

– А какой совет вам от меня нужен? – спросила Белка.

– Может быть, мы поднимемся в квартиру? – предложил он. – И я вам на месте изложу свои сомнения.

– Ну давайте, – пожала плечами Белка. – Отчего не подняться?

– Спасибо!

Он открыл перед ней калитку, и она вошла в пределы Дома.

В подъезде все показалось ей знакомым тоже. Как львы у входа и арочное окно – все вычищено, вылизано, обновлено, но, по сути, как ни странно, не изменилось. Белка с трудом могла бы объяснить, что значит «по сути», но ощущение было именно такое, и даже сверхновый, как звезда, бесшумный лифт, вознесший их вверх, не изменил этого ощущения.

Она вышла из лифта и поняла, что стоит перед дверью своей квартиры. То есть с чего вдруг своей, она давно уже не считала ее своей, да она за двадцать лет ни разу о ней даже не вспомнила! Но сейчас, вот в эту минуту, испытала что-то такое ошеломляющее, такое небывалое, от чего у нее занялось дыхание.

– Понимаете, – сказал Кирилл, отпирая дверь, – квартира мне досталась уже с дизайнерской отделкой. Затевать ремонт – глупая расточительность. Но сказать, что мне все это нравится…

Они вошли в квартиру, и Белка сразу поняла, о чем он говорит.

– Да-а… – насмешливо протянула она. – С таким же успехом можно было зубоврачебный кабинет приобрести.

Для проживания, во всяком случае, зубоврачебный кабинет сгодился бы в той же мере, что и данное помещение.

Комната, в которую они вошли из коридора, белела всеми своими стенами, и нишами в стенах, и диванами, и шкафами – всей собою, если не как стоматология, то как чертог Снежной королевы.

– Не расстраивайтесь, – сказала Белка. – В этой комнате и раньше что-то такое было. Я сама не помню, но мама рассказывала. Здесь одна смешная тетка жила, у нее вся мебель была в белых чехлах. Всегда. Зачем, никто не понимал. Ну, хоть когда-нибудь чехлы же снимают, – объяснила она. – Хоть для гостей, что ли. А иначе зачем под ними мебель прятать, для чего ее сохранять-то?

– Вы жили именно в этой квартире? – спросил Кирилл.

– Ага. Только мы уже сто лет назад отсюда выехали.

– А до этого сколько жили?

– Понятия не имею, – пожала плечами Белка. – Тоже лет сто, может. Бабка моя в войну здесь жила точно.

– Как это странно… – задумчиво проговорил Кирилл.

Белке тоже все это казалось странным. Более чем! Но она не хотела с ним это обсуждать. Опасливое недоумение, которое она чувствовала, не подлежало обсуждению, тем более с посторонним человеком.

Он смотрел на нее внимательно и задумчиво. Как будто прикидывал что-то про себя. Ее смущал его взгляд, хотя она всегда была уверена, что смутить ее невозможно.

– Вам не нравится, что здесь все белое? – спросила она, чтобы как-то увернуться от этого взгляда и от этого направленного на нее внимания. – Ну, повесьте тогда картины. Или не знаю что… Ковры!

– А помните, вы ужасно старались смутить меня своим нахальством? – спросил он.

Конечно, она помнила.

– Нет, – сказала Белка. – Каким это нахальством?