– Эктор! – крикнул Саломон, подходя к приятелю.

Советник увидел его и, обменявшись несколькими словами с небольшой группой людей, отошел от них и взял Борхеса под локоток.

– Саломон… И ты пришел? С каких это пор ты интересуешься подобными церемониями?

– Да с тех самых, как ты на них присутствуешь, – ответил криминолог.

Улыбка исчезла с лица Дельгадо.

– Я так полагаю… Ты пришел напомнить мне, что я обещал финансировать твой проект, так?

– Так.

– Ты не хуже меня знаешь, что время сейчас трудное…

– Но не для всех. У вас там, в совете, щедрость строго избирательна.

Дельгадо не то хрюкнул, не то рыкнул.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Саломон? В нехватке смирения… Вместо того чтобы время от времени нагнуться и почистить кому-то сапоги, подмазать помаленьку здесь и там, ты мнишь себя выше остальных и предпочитаешь оставаться в своей башне из слоновой кости. И теперь ты пытаешься выманить у меня деньги.

Саломон слегка вздрогнул.

– Выманить? У тебя? Насколько я знаю, это не твои деньги, Эктор. Это деньги налогоплательщиков. И принадлежат они региону. И университету в том числе.

– Совершенно верно. По этой причине их следует тратить очень экономно. И совсем не потому, что мы с тобой дружим или испытываем друг к другу привязанность.

– Наша дружба тут ни при чем, и ты явно не испытываешь ко мне никакой привязанности, – с улыбкой парировал Саломон. – ДИМАС – проект революционный. И у меня блестящие студенты. Они проделали невероятную работу. Мы уже на финишной прямой, но у нас нет финансирования. Гражданская гвардия и другие полицейские подразделения очень внимательно следят за проектом.

На одном из ближайших кафедральных соборов зазвонили колокола. Стая голубей взлетела с мостовой, их поддержали монастырские. Туман понемногу рассеялся, обнажая линии старинных камней.

– В совете есть люди, которые не доверяют твоему проекту, Саломон. В чем он состоит, твой «революционный информационный инструмент»? Его никто никогда не видел. Дай мне хоть какую-нибудь конкретику, и я увижу, что смогу сделать.

– Какая-нибудь конкретика? Что ты имеешь в виду?

– Ну я не знаю… Результаты. Какие-то решительные действия. Ведь ДИМАС задуман именно для этого, разве не так?

– Решительные действия… и это все? Для этого нам понадобятся дополнительные средства.

Профессор криминологии понимал, что при теперешнем положении вещей Дельгадо просит невозможного. И советник по образованию тоже это понимал. Со скучающим видом он произнес:

– Поставь себя на их место: они не могут финансировать то, чего даже не видели. – Взглянул на массивные наручные часы. – Сожалею, но я должен идти. Пообедаем как-нибудь вместе, с глазу на глаз?

Вопрос получился риторический. Они уже многие годы не сидели вместе за столом. Дельгадо уходил прочь, и его ботинки скользили по плиткам мостовой. Саломон поднял голову, любуясь огромной секвойей, посаженной в 1870 году. Ее вершина пробивала туман между окон второго этажа, украшенных мавританскими узорами. Он вздохнул и, как всегда, собрался утешить себя какой-нибудь покупкой в соседнем книжном магазине «Галатея» – La Galatea, libreria antiquaria, compra-venta de libros, manuscritos y grabados[10], – как в кармане его пальто завибрировал телефон.

Улисс…

Улисс Джойс никогда не звонил ему на мобильник. Интересно, что с такой срочностью стремился ему сообщить студент факультета информатики, приехавший из Англии? Улисс уже два года вместе с другими студентами работал над проектом, и слово «срочно» в их лексиконе не фигурировало.

Но в голосе Улисса Джойса прозвучало что угодно, только не подавленность, когда он крикнул в трубку:

– Профессор, ДИМАС кое-что обнаружил!

Утро понедельника

Саломон вышел на маленькую площадь, где пара молодых замерзших туристов развлекалась тем, что искала среди десятков скульптур на фасаде знаменитую лягушку. Вдыхая влажный туман, вдруг заметил, что сердце у него колотится, как у птенца.

ДИМАС кое-что обнаружил.

Срезав путь по узким улочкам Старого города, профессор оказался на авеню де-лос-Маристас. Холодная сырость покусывала лицо, заползала за воротник пальто и под хлопковую рубашку. Туман каплями проступал на стенах, ложился влагой на тротуары, на стоящие машины и на одежду пешеходов.

Саломон съежился в своем пальто, идя по улице, совсем как Леонардо Ди Каприо в фильме «Выживший».

Из тумана показался юридический факультет: большое современное здание – не то атриум, не то бункер, – выстроенное в английском стиле. Конструкции из стекла и стали были кое-где обшиты тем же желтым камнем из Вильямайор, из которого когда-то строили все красивые городские памятники. Факультет располагался в университетском квартале, примерно в километре от центра. Перепрыгивая через ступеньки, Саломон взлетел по лестнице восточного входа – откуда обычно входил профессорский состав – и приложил свой ярко-красный бейджик к глазку считывающего устройства. Пройдя по застекленному холлу, вышел на пешеходный мостик, ведущий вокруг внутреннего двора.

ДИМАС кое-что обнаружил… Внутренний двор, тоже застекленный, был разделен на две части подвесным мостиком. Две более молодые секвойи – потомки той, что росла во дворе исторического здания – устремляли свои вечнозеленые вершины в густой туман. В затененных уголках, отказываясь таять, лежал ранний снег. Саламанка, стоящая на плато на высоте восьмисот метров, летом обжигает, а зимой замораживает.

Двигаясь в потоке оживленно что-то обсуждавших студентов с книгами и ноутбуками под мышками, криминолог быстро добрался до западного крыла здания, спустился вниз и оказался на уровне внутренних переходов, которые привели его к застекленной стене. Там, в подвале, находились помещения его группы.

Саломон приветственно помахал Ассе и Корделии, которые за прозрачной перегородкой смотрелись, как в аквариуме, кивнул Веронике и Харуки в следующем прозрачном отсеке и подошел к двери с надписью «Лаборатория криминалистики». Два года назад эти помещения практически никак не использовались. Некоторые студенты криминологического курса сюда даже не заходили. Пока помещение не заняла группа Саломона и оно не стало штаб-квартирой и сердцем ДИМАСa.

Саломон толкнул дверь и вошел в комнату с низким потолком и неоновым освещением, размером примерно семь на одиннадцать метров. Слева от двери располагалось длинное окно, всегда плотно занавешенное, хотя дневной свет сюда и так никогда не проникал.

На остальных стенах висели в рядок портреты, свидетельствовавшие о явном влиянии ФБР и западного криминалитета: Чарльз Мэнсон, Тед Банди и другие серийные убийцы. Кроме портретов – фото отпечатков пальцев крупным планом и пластиковый манекен на матрасе.