— Возможно, это окно планировалось для установки какой-то техники. Скажем, для обычного пистолета, — рассуждала вслух режиссерша и тут же поспешила меня успокоить. — Пистолетом мы называем осветительный прибор, не пугайтесь! Мы давно светим сверху, из рубки, поэтому и не догадывались о наличии за шкафом этого окна.

— Видно, все-таки кто-то догадывался, — поправила я. — Вспомните, как давно здесь стоит этот шкаф?

— Ой, да целую вечность. Всегда.

— Кто из актеров занимается у вас столько лет? — задала я заранее заготовленный второй вопрос, не успев переварить услышанный ответ на первый.

— Но ведь это здорово! — Не обращая внимания на мой последний вопрос, Зинаида Максимовна с видом одержимой вдруг захлопала в ладоши. — В том-то и дело, что эта дыра снимает с моих актеров подозрения. По крайней мере с тех, кто находился внутри зала. И это радует! Необычайно радует! Я бы даже сказала, — тут режиссерша набрала полную грудь воздуха, и я непроизвольно зажмурилась и закрыла уши руками, — у-р-р-а!!! — громогласно прогремела годящаяся по возрасту мне в матери женщина и даже несколько раз подпрыгнула на одной ноге для убедительности. — Я всегда верила своим актерам!

Не в силах скрыть скепсис, смотрела я на это проявление чужой радости. Не то чтобы я не была довольна развеявшимися подозрениями о труппе. Просто теперь круг подозреваемых, куда входили лишь те, кто находился в момент подбрасывания записки внутри зрительного зала, разрастался до тех, кто находился и вне этого помещения. А если за время моего пребывания в ДК на улице не случилось какого-нибудь страшного массового ЧП, то таковых, бесспорно, было значительно больше. Согласитесь, радоваться в такой ситуации представлялось по меньшей мере глупым.

— Постойте. — В этот момент я кое-что вспомнила. — А ведь эта девочка… Ксения… Послушайте, я сейчас точно помню, что между тем, как она вышла из зала, и тем, как хлопнула вторая дверь, выходящая в коридор, прошло довольно много времени. Я еще подумала тогда, что девочка пыталась успокоиться, прежде чем показаться людям на глаза…

— Ксения?! — Зинаида Максимовна стала вдруг очень серьезной. — Нет. Я не думаю. Но… — Режиссерша напряженно замерла. — Кстати, у нее ведь был черный маркер. Мы все еще смеялись, мол, ну вот, у режиссера появились подражатели.

— Мне немедленно надо поговорить с этой Ксенией, — излишне быстро для хладнокровного детектива, коим хотела казаться, выпалила я.

— Прежде поговорите все же с нашим спонсором, — тактично напомнила мне режиссерша, вновь акцентируя внимание на том, что мое участие в деле все еще находилось под вопросом. — Тем паче что он — отец Ксении.

О том, как сыщики находят укрытие, а неприятности — сыщиков

— Изыди, исчезни, испарись! — кричала я в открытое окно своего форда уже через двадцать минут после описанных выше событий.

Настасья корчилась от хохота на пассажирском сиденье, а неуемная Тигра и не думала реагировать на мои просьбы. Кажется, обе девочки считали, что я возмущаюсь не всерьез. В самом деле, кому может прийти в голову, что общество существа может для кого-то оказаться нежеланным! С поистине героическим спокойствием существо выслушивало очередной поток слов, свидетельствующий о том, что в данный момент помощь мне не нужна, дегенеративно хихикало, указывая, что считает все сказанное забавной шуткой, и упорно продолжало преследовать меня на… ядовито-зеленом мотороллере. Да, да! В час пик древние улочки центра становились особенно узкими, и старине форду было попросту негде разогнаться. От пробки до пробки, от светофора до светофора, от очередного открытого люка до взявшего управление перекрестком в свои руки регулировщика я добиралась, оторвавшись от преследовательницы. Но жуткий мотороллер вновь и вновь догонял меня во время вынужденных остановок.

Ох уж мне эти типичные представители нового поколения! Такое понятие, как «доброжелательность», для них является чем-то неимоверно устаревшим. Друг с другом они разговаривают исключительно в задиристо-язвительной манере, что считается признаком остроумия и уверенности в себе. Я собственными ушами слышала, как один тинейджер с пафосом сгорающего от избытка страсти Ромео признавался своей подруге в самых сокровенных чувствах словами: «Машка, дрянь ты эдакая, ведь я же люблю тебя!» И ничего, пассия ничуть не обиделась. Напротив. Ответила что-то вроде: «Ну наконец-то ты, козел драный, мне это сказал». Как следствие — этих деток совершенно невозможно обидеть и отшить. Любые гневные слова для них являются обычной шутливой формой общения.

А отшить Тигру очень хотелось. Девочка, к Настасьиному восторгу и моему негодованию, вбила себе в голову, что обязана сопровождать меня. Якобы ее, Тигрина, помощь может сыграть решающую роль как в поисках пропавших актрис, так и в убеждении председателя родительского комитета нанять меня для расследования. Услышав, что я направляюсь на «смотрины», Тигра понимающе закивала, небрежно бросила что-то вроде: «А! Ну, этого типа я беру на себя», — и уселась на свой мотороллер. С той минуты я пыталась убедить ее, что «брать на себя» никаких типов не стоит. А стоит как раз не брать на себя слишком много и оставить меня в покое.

Когда Зинаида Максимовна, закончив с подробностями дела, сообщила, кто именно является спонсором расследования, я сначала очень удивилась, потом подумала хорошенько и ужасно расстроилась. Шумилов Эдуард Семенович. Человек, основавший и издающий самый популярный в стране литературный журнал, печатающий произведения начинающих авторов. На какие только ухищрения ни шли мои бывшие коллеги-журналисты, дабы встретиться с этим человеком! Нет, нет, охотились они отнюдь не из соображений взять у него интервью или как-то по-другому проиллюстрировать широкой общественности жизнь издателя известного журнала. Поговорить с Шумиловым мечтали совсем о другом. О сокровенном: о заветной рукописи, о планируемом литературном шедевре, о писательских гонорарах и о возможности напечататься. Всю молодость я тоже мечтала показать кому-то из этого журнала начало моей Настоящей Книги. Как и у всякого бывшего студента-филолога, у меня таковая, естественно, имелась еще с первого курса. И, конечно же, руки так и не дошли до написания продолжения.

«Вот если б Шумилов заинтересовался моим творчеством, — закатывая тогда еще наивные глазки, мечтала я в юности, — если б сказал: “Ах, Катерина, вы обязаны довести это замечательное творение до конца!..” — тогда, понятно, я бы разорвала беспредельную вереницу текущих дел и без остатка отдалась бы творчеству». Насколько я понимаю, о подобном в определенном возрасте грезили все мои более или менее творческие соотечественники.

Увы, те из них, у которых хватало азарта и смекалки все-таки добиться встречи с Шумиловым, особо счастливыми себя после этого не чувствовали. Эдуард Семенович всякий раз отсылал авторов на переговоры с редакторами, отказываясь давать какие-либо личные рекомендации.

В общем, Шумилов слыл человеком до занудства принципиальным, суровым и даже циничным. Действующим всегда наверняка и никогда не отступающим от единожды установленных им же правил и канонов. Надлежало признаться себе, что убедить в моей детективной профпригодности такого скептика, как Эдуард Шумилов, шансов было мало. Жорика, что ли, к нему отправить?