того же дня дзот, из которого были расстреляны безоружные красноармейцы уничтожила авиация бомбовыми ударами. Самурай-смертник, прикованный цепью к стене, как выяснилось позднее, сделал себе харакири.

16 сентября 1939 года все боевые действия в районе Халхин-Гола прекратились.

…Удалов и Узков отделались десятью сутками гауптвахты, однако, не были исключены из списка представленных к награждению. Оба они удостоились ордена Красной Звезды за последний яростный бой, заклеймённый бойцами, как «схождение в ад».

Сталинградский пятачок

Осенью 1942 года на Сталинградском фронте сложилось критическое положение. Немцы неудержимо рвались к Волге. Ожесточённость боёв нарастала с каждым днём. Германская авиация принялась наносить сильнейшие бомбовые удары по жилым кварталам. Город за очень короткое время превратился в руины, непрерывно чадил, бои шли уже за каждый дом. Чтобы отстоять город, советское командование бросало на правый берег Волги всё новые и новые резервы.

312-й стрелковый полк, прибывший три дня назад для пополнения истекающей кровью дивизии на правом берегу Волги, стоял в деревне Зуевка в ожидании приказа на переправу.

Ветер дул со стороны горящего Сталинграда и приносил оттуда запах гари от сожжённого тола, мазута, железа и прочих материалов, которые горели и плавились.

— Скорее бы на тот берег перебраться, — глядя на далёкие клубы дыма над городом, хмуро проговорил Василий Ромашкин.

Сергей Тимофеев повернулся лицом к другу, съязвил:

— Мандраж одолел?

— Три дня сидим у моря и ждём погоды. Не знаю, как ты, а меня угнетает ожидание, неизвестность давит на мозги.

— Раньше я что-то не замечал за тобой уныния, — усмехнулся Сергей. — Чувствительный ты стал, Вася.

— Станешь тут чувствительным, — хмуро отозвался Ромашкин. — Сегодня утром краем уха услышал, как переправлялось пополнение перед нами. Чертовски жутковато стало. Говорят, при переправе чуть ли не треть полка фрицы утопили в Волге, а ещё часть людей полегла потом уже на правом берегу, когда пробивалась к дивизии.

Василий на секунду умолк, продолжая вглядываться туда, где виднелись дымы. Потом, не оборачиваясь, добавил с тоской:

— В танке было бы спокойнее, всё-таки, броня — штука надёжная.

— Вась, кончай ныть, — буркнул Сергей. — Мы с тобой не по собственному желанию оказались в пехоте.

— Так-то оно так, — не успокаивался Васька. — Я, вообще-то, трусом себя не считаю и готов повоевать в пехоте какое-то время, коль остался без машины. Готов защищать город и биться с фрицами, но только в настоящем бою. Идти в атаку, стрелять в гадов, пропарывать фашисту пузо и наматывать его кишки на штык. А утонуть в реке, не успев даже выстрелить ни разу — глупая и нелепая смерть. Такой смертью я мог бы умереть и дома, в родной реке. Стоило ли тащиться в такую даль, чтобы захлебнуться в Волге? Разве не так?

— Что поделаешь, если наш эшелон немцы разбомбили и технику погубили? Хорошо, хоть сами живы остались. Соседний вагон, вон, в полном составе взлетел на воздух. Куда нас теперь пристроить? Не оставить же в прифронтовой полосе в ожидании, когда вернутся из ремонта покалеченные танки? За Волгой сейчас не хватает защитников, а тут неожиданно затычка из танкистов подвернулась. Вот и решили нами заткнуть образовавшуюся брешь.

— Тут всё понятно, как дважды два, — согласился Василий. — Мы с тобой рядовые солдаты, командирам виднее, какую дыру нами закрывать.

Друзья сидели на покосившемся крыльце чудом уцелевшего дома от разорвавшейся неподалёку бомбы. Деревня была полуразрушенной от налётов немецкой авиации. Люди давно ушли отсюда, опасаясь частых бомбёжек с воздуха. Увели с собой всю живность, включая собак. По крайней мере, за все три дня в деревне ни разу не послышался собачий лай.

— Тут тишина, как на кладбище, — выговорил Ромашкин спустя несколько минут. — А на той стороне молотилка работает круглые сутки. Стучит и стучит, зараза. Даже здесь невозможно спать под такую музыку. Как же там спят бойцы?

— Завтра узнаешь, — ответил Сергей.

— Ага. Если немцы не отправят нас на корм рыбам, — усмехнулся Ромашкин.

В это время из соседней избы, где находился штаб полка, вышли офицеры и скорым шагом направились к своим подразделениям. Лица их были сосредоточены, никто не улыбался.

Через полчаса весь полк был построен перед штабом. Командир полка, человек небольшого роста на коротких кривых ногах медленно двигался вдоль строя. Иногда он останавливался напротив какого-нибудь солдата, интересовался, откуда тот прибыл, каким оружием владеет. Получив ответ, молчаливо кивал головой и шагал дальше. Остановившись напротив Тимофеев, спросил:

— Доводилось воевать?

— Никак нет! — ответил Сергей. — Прибыл на фронт после окончания курсов механиков-водителей танка.

— Стрелять из винтовки учили на курсах?

— Так точно! И не только из винтовки. На полигоне довелось пострелять из ручного пулемета и даже из противотанкового ружья.

— Это хорошо, — одобрительно сказал командир полка. — На той стороне все твои навыки пригодятся, солдат. А насчёт танка не переживай. Вот вышвырнем фашистов из города — пересядешь на свой танк. Будешь догонять драпающих фрицев на броне и давить их гусеницами, фашистскую сволочь.

Командир полка перевёл свой взгляд на Василия Ромашкина, хотел и его спросить о чём-то, но передумал и двинулся дальше вдоль строя.

— Этой ночью нашему полку предстоит переправиться на правый берег, — отрывисто проговорил он, остановившись посредине строя. — На той стороне дивизия истекает кровью, там с нетерпением ждут подкрепления. Защитникам Сталинграда сейчас приходится нелегко. Бои идут за каждый дом, за каждый метр городской застройки.

Командир полка умолк на некоторое время, поводя взглядом по лицам солдат. Он знал, что немалая часть этих людей не доберётся до окраины города и погибнет ещё в пути. Кому-то судьбой уготовано быть сброшенным взрывной волной с палубы катера в холодную воду Волги, а кому-то суждено пожить еще некоторое время и погибнуть часом позже от вражеской пули, взобравшись на противоположный берег, и успеть пробежать с криком «ура!» несколько десятков метров. Кто-то из этих солдат уткнётся лицом в землю чуть позже, уже в конце километрового промежутка ада по изуродованной снарядами земли, который следует преодолеть, чтобы достичь передовых позиций защитников города, и самим стать защитниками чадящих руин.

Всё это ещё предстояло быть, а боевой коренастый майор на кривых ногах вглядывался сейчас в лица напрягшихся бойцов первой шеренги, будто пытаясь разглядеть среди них тех, кому выпадет счастье остаться в живых, с кем ему потом предстоит обживаться в разрушенных домах, превращая их в неприступные крепости.

— До наших боевых позиций рукой подать, — продолжил командир полка после непродолжительной паузы. — Но этот короткий путь будет кровопролитным, он простреливается немцами со всех сторон. Успех прорыва к окраинам города будет зависеть от каждого из вас. Я