и нерусский парень. Первая моя реакция — отшатнуться, сказать ему, чтоб шел своей дорогой. И страх, дикий страх перед незнакомым мужиком из “этих”, для которых женщина — пустое место, сколько было случаев изнасилований чурками. Они работают на ближайших стройках, очень любят сидеть на лавочке кучками и свистеть вслед проходящим девчонкам.

— Давай сумка. Понесу.

Протянул руку к моему пакету. Я отдала. При себе нет денег, только телефон, ключи, обручальное кольцо. Отдам все, лишь бы не тронул.

— Тебе туда пойти надо? Ходить можешь?

Я неуверенно кивнула, поплелась за ним. Все еще опасаясь, не понимая его намерений. Может, хочет в квартиру попасть?

— Пачииму одна ходишь? Нельзя одна. Жарко. Плохо.

Я кивнула. Шла за ним, держась за горячие перила моста.

— У меня три детей. Там, дома. А у тебя?

— Один, — решилась я поддержать светскую беседу.

— Это мало. Ты молодая, надо еще потом детей.

Я кивнула. Он довел меня до подъезда.

— Мы пришли. Спасибо вам, — все еще было страшно, что он пойдет со мной в квартиру. Хоть бы кто-то из соседей вышел.

— Не ходи одна, если жарко.

Он ушел. Я смотрела ему в спину, думая, что человечность никак не связана с национальностью.

В тот же день поехала в клинику. Экстренно осмотрели. Ребенок перевернулся и пинал меня в низ живота. До такой вот адской боли. Посоветовали стоять на четвереньках, поднять зад вверх. И уговорить малыша лечь правильно. Иначе меня ждет кесарево.

Я пришла домой, встала в в позу собаки, задрала вверх задницу. Включила Моцарта. Надо было поговорить с ребенком. Капец, не родился еще, а ты уже давай, ищи к нему подход, воспитательные беседы веди. Чувствую себя по-дурацки.

— Ты же знаешь, что доктор сказал: ложись правильно, давай, хоп, переворот на 180 градусов, — начала я переговоры. — Блин, ты же не в курсе еще, что такое 180 градусов. Если тебе папины технические способности передались, то ты поймешь. А если моя тупость к геометрии и пространственному воображению, то все, капец. Короче, давай, плыви так, чтобы там, где сейчас твои ноги, оказалась твоя голова. Понятно?

— Ты, че делаешь? — услышала я Сашкин голос.

— Ребенок лежит неправильно. Врач сказал так постоять и поговорить с ним. Иначе меня будут кесарить. Опасно, когда плод ногами вниз.

— Херасе, медицинский метод, — цокнул муж. — Эта врачиха точно не из вашей секты, на которой вас учат дышать под мантры и медитировать?

— Точно. Сходил бы со мной на прием, сам бы все услышал. Но тебе ж вечно некогда, хрен дозвонишься. Я сегодня чуть в обморок не упала на мосту, когда шла с басика. Мужик какой-то до дома помог дойти.

— А не надо таскаться по жаре. Сиди дома под вентилятором. Телек смотри. Нет, носишься, будто жопу тебе перцем намазали.

— Пошел ты, — в моем голосе забулькали слезы. — Мне жарко дома, дышать не могу отекла вся, как слон. Тебе не понять, не ты ж таскаешь в себе ребенка.

— Ладно, че ты, не реви. Я в цехе был, там шумно, ты же знаешь, не слышал, что звонишь.

Сашка присел рядом со мной на ковер.

— Пацаны сказали, на следующей неделе заплатят. Доделаем ремонт в спальне, кроватку купим, ага?

Я промолчала. Не хочу напоминать лишний раз, что пацанская “следующая неделя” идет почти месяц. Календарь им подарить, что ли.

— Знаешь, что, — рука мужа нежно гладит мою задницу, направленную в потолок. — Мы в этой позе его зачали.

Рука скользнула под подол платья, под трусики. Я приподнялась навстречу его пальцам. У него удивительные руки. От одного прикосновения я мгновенно возбуждаюсь. Он знает все точки и места, чтобы довести меня до оргазма за несколько минут. Это природный талант, дар любовника, который вряд и возможно освоить по книгам или курсам. Если бы Сашка не был таким консервативным, давно бы сделал миллионы на обучении мужиков искусству любви. Или пошел бы в проституты. Очередь из клиенток на год вперед обеспечена.

— Давай-ка папка поговорит с ним, решим вопрос по-мужски, — шепчет муж на ухо, укладывая меня привычным жестом на спину. Я набрала 15 кило, пузо как астраханский арбуз, а он также легко обращается с моим телом, как год назад.

— Сааш, я в душ еще не ходила, УЗИ было, там в геле все.

— Да пофиг, — его губы скользят вниз, останавливаются на пупке. — Тук-тук, это папа! Кто это там вертится, ложится неправильно? Знаешь, как надо повернуться? Вот где маме сейчас будет ооочень хорошо, туда и надо лечь головой.

Из-за живота я уже не вижу голову мужа, но все чувствую. Как бы банально ни звучало, но он именно сливается в поцелуе со всем моим телом. Не отличить, кто главный в этом танце: губы, язык, пальцы, зубы. У каждого из них свое движение, своя партия. Итог всегда один — я кричу и на последнем аккорде зажимаю его голову бедрами. Сначала жутко стеснялась, извинялась, больно ведь наверное, наверное, получить удар по ушам. Сашка успокоил меня, что со мной ему приятно абсолютно все.

Мы лежим на полу, обнявшись. Он — одетый, я — в расстегнутом платье, трусики комком валяются на журнальном столике. Сашка — первый мужчина в моей жизни, который распознал все мои точки, зоны, изучил каждый миллиметр тела, доводил до оргазма и не требовал ничего взамен. Я важна, мой оргазм. А сам может даже не раздеться. Это поведение я воспринимала как любовь. Хочется верить, что это правда такое проявление любви. А не просто сексуальное предпочтение. Если бы и за пределами постели у нас царила такая гармония, мы были бы самой счастливой парой на планете.

— Приготовим наше блюдо на ужин? — спросил муж.

— Давай, — шепчу я, расстегивая его рубашку, зарывая пальцы в волосы на груди. — Сходишь в овощной ларек?

Наше блюдо. Жареная картошка, залитая яйцом, селедка из банки, салат огурцы-помидоры. Прошлым летом в очередные постельные выходные мы сообразили этот нехитрый ужин, наелись у телека под какое-то тупое кино, вышли покурить на балкон. Жара ушла, приятный летний вечер, красивый закат. Сашка обнимал меня со спины.

— Знаешь, я так счастлива сейчас..

— Я тоже, — он поцеловал мое плечо.

Это было простое тихое счастье. Ничего особенного не произошло. Счастье не колыхало меня, как океанские волны. Было тихое и спокойное, но бескрайнее, как сама Вселенная.

Потом счастья уже не было. Только ссоры, проблемы, претензии, обиды, слезы, ощущение, что я не там и не с тем человеком. Хотя место и человек не изменились. И я вроде та же