Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да брось. Нужна ты ему, заняться больше нечем что ли. Если ему бабка и жаловалась, то он не слушал. Ты вот сильно вникаешь в то, что тебе бабушка или мама рассказывают? Кладешь трубку на громкой связи, пока они тебе чешут про рясные помидоры и соседку Нинку. А сама дальше с мужиками на сайте переписываешься. Вот и этот бабкин сын также делает. Никому не нужны чужие проблемы и непонятные радости. Своих хватает.
Сонька права. Мне действительно до звезды жизнь родителей, тем более бабушки. Эгоистка. И бабкин сын не слушал, наверное. А мог бы прийти, вмазать нам разок, чтоб мыли пол по пять раз на дню. Мать защитить от хамства. Но не знал, не слышал, не захотел. И прочие “не”.
Вот так пластаешься полжизни, растишь дите. А в итоге всем на тебя насрать. Либо утащат на гору Нараяма. Что, в принципе, одно и то же. Не буду рожать детей, решила я тогда. Чтоб не стать преданной и забытой.
Много лет спустя, родители покупали мне квартиру. Хороший вариант, планировка, свежий ремонт, цена. Родители готовы были хоть щас ехать на регистрацию. Я наотрез отказалась. Сильно поссорились с мамой. Обида на неделю. Квартира, из-за которой вышел раздор, вместе с соседскими была отделена от лестничной клетки тамбуром. И в нем висел график дежурства. Невозможно сказать родителям, что в этом причина моего отказа.
****
— Какой у вас месяц? — спрашивает бабуля.
— Восьмой, — автоматически кладу руку на живот. Привычка всех беременных, когда спрашивают о ребенке, погладить живот. Я стыжусь этого. Не хочется выглядеть беременяшкой. Слово какое-то, ассоциируется с глупость. Как румяная совдеповская игрушка, которую сколько не лупишь, стараясь уложить спать, она все встает, пялится на тебя пустыми глазками. Неваляшка, фитоняшка, беременяшка, потеряшка. Нечто глупое и жалкое. Хотя наедине я обожаю гладить пузище, особенно, когда оно колышется изнутри.
Странно, все помнят первое движение малыш. Я не помню. Видимо, настолько голова и сердце были забиты другими переживаниями, отнюдь не приятными, что я не чувствовали никаких движений плода. “Шевеления чувствуете?” — спрашивала врач. Я отвечала “нет” до тех пор, пока по ее настороженному взгляду не поняла, что вообще-то уже должна чувствовать. Тут же исправилась: “Хотя как-то раз показалось, что там будто рыбка проплыла, стало щекотно”. Про рыбку мне рассказывала Сонька, которая родила в прошлом году. Врачиху это успокоило. А то бы отправила на какое-нибудь обследование. Может, зря я отказалась, вдруг что-то не то с дитем. Или я мать из интернетного мема:
— Когда вы заметили шевеления ребенка?
— Когда он съехал и начал жить отдельно.
А потом живот вырос и такое устроил. Ворочался, пинался. Не спала ночами. Как-то раз шла с бассейна. Был жаркий июльский день. Бассейн единственное место, где я не подыхала от жары. Ложилась в прохладную воду и кайфовала. Правда путь с бассейна лежал через наземный переход, над железнодорожными путями. Сверху пекло раскаленное солнце, снизу шел жар от рельс и вагонов. Эти 500 метров были путем из ада в рай. Можно доехать на такси, но я берегла каждую копейку. Сашка был на очередной работе без зарплаты, мне скоро в декрет. Покупала на Авито одежду, бортики в кроватку, мобили. Спасла Сонька, которая прислала огромную посылку вещей и игрушек от своей дочки. Не думала, что мой ребенок будет ходить в обносках.
Сколько же всего надо маленькому существу. Это я еще памперсы не покупала. Как мамы и бабушки растили нас в пеленках и ползунках? Это же дурдом, стирать каждый день. Да прокипятить и прогладить с двух сторон. Я бы застрелилась через неделю такой жизни. Надо быть проще.
Моя коллега Оксана рассказывала, как мама везла ее трехмесячную из Новосибирска в Казахстан. И взяла с собой три пары ползунков. Застирывала их, вывешивала на открытое окно плацкартного вагона, матрасом с верхней полки придавливала одну штанину. На ветру и летнем зное ползунки быстро сохли. Одни, правда, улетели. Но мама ведь довезла Оксану. С полусухой задницей, но это уже детали. Не представляю, какой бы я взяла чемодан, чтобы сутки везти младенца в плацкарте.
Чтобы вырастить ребенка и не сойти с ума нужна завидная доля пофигизма. Я и пофигизм несовместимы. Замороченная, гиперответственная, переживательная. В детстве шла с температурой в школу, повзрослев — на работу. Приходила со школы и сразу садилась за домашку. Пока все не сделаю, не обедаю, хотя живот урчит. Здравствуй, гастрит. Как оказалось, аттестат дают всем. И работу все находят. И не важно, делал ты домашку или забивал на нее.
Но я отвлеклась от бассейна. Шла оттуда в июльский полдень. Жара за тридцать, мокрые волосы высохли сразу. Поднялась с трудом на мост. И почувствовала резкую боль внизу живота. В глазах потемнело. Вцепились в перила, дышала глубоко. Пакет с купальными шмотками оттягивал руку. Мимо прошли две тётки, что-то бурно обсуждали. Мимоходом глянули на меня и пошли дальше. Суббота. Народу на мосту мало. В будни здесь шныряет народ в офисную многоэтажку. Боль не проходила. Резко схватывала, до темени в глазах. Либо я рожу на мосту, либо упаду в обморок и помру.
— Дэвушка плохо, да?
Из-за темени в глазах не сразу разглядела нерусского парня. Таджик, узбек, никогда в них не разбиралась. Продавцы овощей, дешевая рабсила. Джамшуты, чурки, чуреки. Ведь так мы их брезгливо называем. Грязные, нищие, не образованные, годные на то, чтобы пахать на них, как на ослах. “Чернильницы поганые, как же не тошнит спать с чуреком. И ведь главное, эти дуры не понимают, что Ахмед с ней ради крыши над головой и российского гражданства. А в родной махале его ждет своя жена с пятью детьми”, — негодовала моя коллега Таня. Чернильница — это женщина, которая спит с нерусским мужчиной, представителем средней Азии. Откуда такая ненависть у Тани и еще миллионов людей — непонятно. Также как непонятно, за что в Америке веками травили негров. Сейчас мир перевернулся, не дай бог темнокожий почувствует себя ущемленным — кобзда всем. Даже президент у них был чернокожий. Возможно, когда-то в России у власти будет какой-нибудь Рахмет. Торжество справедливости и всеобщая толерантность.
А сейчас на всем мосту нас двое: беременная русская