Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите за бестактный вопрос, но вашим ребенком все в порядке, беременность без осложнений?
— Да. Пока все хорошо.
— До вас была пара. Нехорошо рассказывать, но все же. Много лет у них не было детей. Сейчас получилось, сделали анализ. Мама возрастная. У них будет солнечный малыш? Знаете, что это значит?
— Даун.
— Правильно. И им тяжело это принять. Боятся, что не справятся с особенным ребенком. А чего боитесь вы?
— Страшно, что не справлюсь одна. Не хочу быть матерью-одиночкой. У сына должен быть отец, иначе он будет ненормальный. А у девочки может быть только мать. Ее ж не надо учить мужским делам. Поэтому я в ужасе, что у меня мальчик. Он привязывает меня к мужу. А дочка не привяжет, мы бы с ней и вдвоем прожили полноценно.
— Огромное заблуждение. Ребенку в идеале нужны оба родителя. Если родители хорошие. Думаете большая польза будет сыну, который видит, что мать боится отца, получает от него оскорбления и побои? Всю эту ересь про неполноценных сыновей я выслушала от десятков людей, когда уходила от мужа с двумя пацанами на руках. Но нашла в себе силы уйти. Сейчас сыновья уже взрослые. У них свои чудесные семьи. Я давно счастлива с другим мужчиной. Если постараетесь, сможете, вспомнить примеры из вашего окружения, где отсутствие отца не сделало мальчика плохим или неполноценным. Есть такие?
***
Конечно, есть, далеко ходить не надо. Мой отец. Самый лучший в мире человек. Спокойный, добрый, работящий. Мама часто орет, что он не мужик, потому что не ходит на разборки с пьяными соседями, не конфликтует. Его прессуют на работе, а он сидит себе спокойный. Мама — вулкан. Она ругается с соседями, начальством, бьется как тигрица за справедливость. После битвы, как лава из вулкана, из мамы фонтаном бьют слезы и истерики. Везувий отдыхает. В эти моменты мама обвиняет папу. Ведь это он, не мужик, не пошел, не дал по роже соседям, которые танцуют и вопят над головой в час ночи. Не то что коллега Леха, который сразу бьет буяна по пьяной роже, и вечеринка мгновенно стихает и больше не повторяется.
И папина вина, что маме приходится тяжело и много работать, спорить с коллегами, начальством, бороться за выполнение планов. Ведь папа не может один прокормить семью. Не то что муж ее подруги Ирки, который все в дом, пашет как трактор, у Ирки золота-бриллиантов только что в жопе нет.
Мне было стыдно за мамины истерики, ругань с соседями. Думала, что я такой никогда не буду. И стала ровно такой же. Бунтую и плачу на работе, бьюсь за справедливость, ору матом, обижаюсь, рыдаю неделями в подушку. И каждого из мужиков обвиняю в том, что они не могут меня содержать, а чаще — я содержу их. Все мы — лишь отражение своей семьи.
Мне всегда нравилась папина мягкость и спокойствие. Он ведомый, ничего не решает, куда скажут — туда и плывет. Всю жизнь прожил под руководством женщин. Сначала — его волевая и сильная мать, потом плавно перешел в руки жены. Наверное, когда-то руководство перейдет мне. Хорошо это или плохо? Не знаю.
Означает ли мужественность — умение левым хуком врезать обидчику, заработать огромные деньжищи, стоять на баррикадах, митинговать? Я тоже всегда хотела такого силача и решалу. Хочу ничего не решать и отдать бразды правления. Но была бы счастлива? А если мне правление не по вкусу, имела б я возможность его менять? Кем я хочу быть на корабле жизни: капитаном или юнгой? Мне почти тридцать, но не знаю ответ.
Так вот, мой папа вырос без отца. С младенчества. Иногда я поражаюсь силе своих бабушек, их бесстрашию и умению насрать на чье-то мнение. Моя бабуля — инвалид детства. Ее забодал бык. Зажал между рогов, давил. Не поранил рогами, но повредил спину. Шел 1945-й год. Глухая деревня. Бабулю отвели к знахарке, зашептать, чтоб страх снять перед коровами, а то как доить-то в будущем будет. В то время ребенок — не маленький божок, а рабочие руки. На этом лечение закончилось.
Но позвоночник не вылечить заговором. У бабули появился большой горб. Она осталась ростом метр сорок. Но зато выросли длиннющие густые волосы, ниже бедер спускались каштановым водопадом. Откуда — непонятно. В семье у всех было три волосинки в два ряда. “Дал Бог такую красоту, чтоб уродство прикрыть”, — говорили ей сестры. Нормальное такое, честное, хамски-открытое отношение друг к другу.
Меня эта простота всегда шокировала. Обзовут друг друга, пошлют во все места, а потом чай сидят пьют под “Санта-Барбару”. И никаких обид, комплексов, детских травм и походов к психологу. Мама говорила, что у них это от невоспитанности, душевной черствости и толстокожести, бронелобости. А я им завидовала, жалела, что не передалась мне эта толстокожесть папиной семьи. Наоборот, у меня кожи вовсе нет, сплошные оголенные нервы, чуть задень и я вою, схожу с ума от остроты чувств.
Бабушке было тридцать. Она работала кладовщицей, жила с матерью в деревенском доме. Огород, куры, свинья. Коровы не было. Не потому, что остался страх, нет. Заговор или толстокожесть уберегли ее психику от неприятных воспоминаний и лишних терзаний. Просто дорого стоила скотина, да и ухаживать трудно. Проще молока у соседей купить. Бабуля закончила 8 классов, но была умна и расчетлива, как кандидат экономических наук.
Одевалась красиво, ходила на каблуках и упорно забивала дом атрибутами шикарной жизни: сервиз, стенка, золото, шуба, пальто с песцом. С завидным упорством выбивала себе путевки на курорты, хоть и местного масштаба, но все же. Не ждала в очередях годами, как иные. Увы и ах, но мне это упорство и пробивные способности тоже не передалось. Никогда не умела ни просить, ни требовать. Стою в сторонке, жуя соплю и стесняясь. Как жаль, нельзя выбирать, что тебе взять от родственников.
Итак, все в жизни бабули было хорошо. Возможно, она и печалилась, что все сестры и подруги по парам, а она одинока. Но ее фразу “мою жизнь не одна тифозная вша не заела”, — я помню с детства. Под тифозной вшой подразумевался мужчина.
Однако, вошь все же появилась. История умалчивает, где и как они познакомились. Он жил в той же деревне, точнее поселке. Война обошла их стороной, сталинские репрессии не достигли окраин великой Родины. Хорошо жить на краю огромной державы. “От Москвы далече, вот и жить полегче”, — говаривала бабуля. Зато близ деревни