— Пожалуйста. Это лучше, чем ничего, но в Марнахене сходи к врачу. Я тебя наскоро подлатал, пусть посмотрит профессионал.

— Спасибо, — кивнула я. — Схожу, но…

Только сейчас я поняла, что прямо с площади нас поволокли на вокзал. Домой я не заглядывала — а значит, и документы, и деньги, и вещи так и остались там, в моей съемной квартирке. Саброра словно прочел мои мысли, потому что кивнул куда-то в угол купе. Я вздохнула с облегчением, увидев свою сумку — она была набита так туго, что едва не треснула.

— У тебя был обыск по протоколу, — сухо сообщил Саброра, и я подумала, что мое соседство доставляет ему серьезный дискомфорт. — Когда я понял, что ты невиновна, и тебе надо быстро уезжать, то кое-что собрал.

Сжав зубы, я поднялась с полки, проковыляла по купе и потянула сумку за ремень. Откинула клапан — вот и мои документы, вот и банковские книжки, и свинья-копилка, которая стояла на прикроватном столике… Наверно, я никогда не смогу спокойно смотреть на свиней. Саброра усмехнулся, и в его пальцах я увидела свою желтую книжку регистрации.

— Теперь по ряду причин у тебя новый куратор, — произнес он, протягивая мне книжку. Я взяла ее, но раскрывать не стала — просто бросила в сумку. Мелькнуло кружево моего белья, и по позвоночнику словно холодным пальцем провели: инквизитор рылся в моих вещах. Выбирал, что нужно взять.

Я не знала, что об этом думать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Вы мне помогаете, — сказала я, не зная, как правильнее обращаться к инквизитору, на «ты» или на «вы». — Почему? Я ведь ведьма.

Саброра усмехнулся, внезапно сделавшись немолодым и усталым.

— Потому что ты невиновна. А я никогда не убивал невиновных.

— Даже ту дочку ведьмы? — сама не знаю, как этот вопрос сорвался у меня с языка. Мне сразу же захотелось зажать рот ладонями, чтобы не сболтнуть очередную глупость. Саброра отвернулся к окну и добавил:

— А еще у тебя все-таки вкусные кексы. Мне хотелось их попробовать еще раз.

До самого вечера мы ехали молча.

Я думала, что засну сразу же, как только голова коснется подушки, но в теле поселилась какая-то странная зудящая бодрость, которая вымела прочь даже мысли о сне. Поезд остановился на какой-то крошечной станции; Саброра вышел и вернулся через четверть часа, внеся с собой запах хорошего табака и газеты. Потом заглядывал проводник, принес еще чаю, предложил ужин — когда принесли тарелки, мы все-таки заговорили: я отметила, что рыба пересушена.

— В твоем заведении готовили лучше? — скептически уточнил Саброра.

— Намного. Все всегда было свежее, только что из озера.

Он задумчиво ковырнул вилкой телапию и произнес:

— Мне все больше кажется, что то удушье у девушки было не из-за салата.

Я неопределенно пожала плечами.

— Думаете, это сделала ведьма, которая подняла парус?

Саброра кивнул.

— Наверняка. Хотела проверить тебя в деле, понять, насколько ты сильна. И отомстить мне, возможно, использовав тебя, — он умолк, но продолжать не требовалось. Я и так поняла, что инквизитору могли мстить за смерть той ведьмы и ее ребенка. Какая-нибудь близкая подруга или родственница.

В определенном смысле ему не повезло. Свои его выкинули в отставку решительным пинком. Ведьмы ненавидели и боялись. Люди испытывали боязливое уважение, на всякий случай предпочитая держаться подальше. Инквизиция это такая организация, чьего пристального внимания вы всячески будете избегать.

Наверняка Саброра одинок. Ни друзей, ни семьи. И жены или любовницы тоже нет. Будь иначе, он не ехал бы сейчас в компании с израненной ведьмой.

— И что мы теперь будем делать? — спросила я и уточнила: — Когда приедем в Марнахен?

— Я там жил в юности, у меня есть дом, — ответил инквизитор, и я хмуро подумала: вот, ему есть, где устроиться, а что делать тем, у кого нет никакого дома? Курортный город, там цены на недвижимость заоблачные. Я вряд ли смогу снять что-то без крыс и тараканов по соседству, не говоря уж о том, чтобы купить.

— Какое-то время поживешь со мной, — продолжал Саброра. Это было сказано таким тоном, что я невольно приоткрыла рот от удивления, но не стала высказываться по поводу жизни с инквизитором под одной крышей. Однако Саброра все-таки снизошел до объяснения: — Тебя нельзя оставлять без присмотра. Я уверен: та ведьма оценила тебя и может как-то использовать.

— То есть, я буду жить под вашим наблюдением? — уточнила я. Лицо Саброры дрогнуло в презрительной гримасе, и я подумала, что именно так инквизитор и смотрит на ведьму: как на грязь под ногами, которую он вынужден терпеть.

— Разумеется. Предупреждая твой следующий вопрос: тебе не придется расплачиваться за мою доброту.

От его тона все во мне закипело. Да как он может вообще так говорить, я порядочная женщина, и…

«Ты ведьма, — напомнил внутренний голос. — Будь благодарна и признательна за то, что все еще жива. Саброра может это исправить очень быстро».

— Спасибо, — с холодным достоинством кивнула я. — Я сразу поняла, что вы порядочный человек и не будете требовать от женщины в беде, чтобы она вам отдавалась в благодарность.

Саброра посмотрел на меня так, что мне сразу же захотелось стать кем-то вроде мышки, чтобы скрыться в ближайшей щели. Гнев, брезгливость, практически отвращение — он даже взял салфетку и демонстративно вытер руки. Но и я поняла, что сказала лишнее, и миролюбиво добавила:

— Простите, если что-то не так. У меня после всего голова идет кругом, я не до конца понимаю, что делать и что говорить.

Инквизитор усмехнулся.

— Ваш бургомистр верно говорил, у нас правовое государство. Знаешь, какой девиз у инквизиции?

— Служить и защищать, — ответила я. Саброра кивнул.

— Верно. Я давал присягу защищать от зла тех, кто нуждается в защите. Сейчас так получилось, что это ведьма. Ее обвинили в том, чего она не совершала, и едва не предали народной казни. Что мне следует делать?

Я пожала плечами. Поезд летел среди полей, сгущались сумерки, и нам предстояло провести эту ночь в одном купе. Вряд ли Саброра выйдет в коридор и до рассвета будет курить в окошко. Мне вдруг сделалось холодно, и из-за холода проступил жар, прилил к щекам.