Не останавливаясь, человек шел по узким улочкам и даже прошагал по спине лежащего верблюда, который упрямо перегородил дорогу. Незнакомец наступил ему прямо на загривок, и удивленное животное недовольно заворчало. Собаки жались к стенам домов, разбегались куры, странствующие купцы провожали чудака взглядом; имам ходжа Абдулхамид натянул повод серебристой кобылы, пропуская человека; седобородый священник в черном, важный и величавый, посторонился: его внезапно оглушило странное и головокружительное чувство, будто он не существует.

Все обратили внимание на изрезанные и окровавленные ступни Пса; похоже, он шел дни напролет, не чувствуя боли и не опасаясь заражения. Люди отметили нечто безудержное и пророческое в его манере, и решили, что это дервиш одного из многочисленных братств суфистов. Город еще не обзавелся подлинным святым, и в некоторых вспыхнула надежда, что он наконец-то появился. Любители таинственного с нетерпением ждали чудес, торговцы и ремесленники потирали руки, предвкушая обряды паломников. Знатоки богословия — а таких, надо признать, кроме имама, практически не было, — радовались, что, возможно, объявился человек, который поможет им подтолкнуть великое космическое колесо и направит их духовную энергию на поддержку вселенной.

Пес озадачил всех, пройдя через город и ни о чем не попросив. Он шагал вперед, устремив взгляд в другой мир, а может, глядя в прошлое или сосредоточившись на кутерьме собственных мыслей. Миновав последние дома, он свернул влево и поднялся на гребень, где замер, механически двигая головой из стороны в сторону, будто ожидая вдохновения. Внезапно что-то решив, двинулся к пещере, где добывали известь. Притихшие и посерьезневшие ребятишки, держась за руки, смотрели, как человек вошел в пещеру, ощупал неровные стены и, шевеля ноздрями, принюхался. Пахло кислым потом целых поколений, вырубавших здесь крошащийся камень, и пометом летучих мышей. Пес решил, что жить тут не будет, и вышел.

Не обращая внимания на детей, он подошел к могильной колонне в двадцать футов высотой, с любопытством потрогал древнюю ликийскую надпись, задрал голову и, мигая в яркое небо, задумался, не поселиться ли на плоской крыше, на манер современного Симеона Столпника. Пес обхватил массивную колонну и взобрался на несколько футов. Мышцы вздулись, пальцы рук и ног искали выбоины и зарубки, оставленные древними каменотесами, в горле хрипело. Явно разочарованный, он соскочил на землю.

Затем Пес стал исследовать уцелевшие в веках саркофаги. Дети ходили за ним хвостом — они тоже искали и, трогая Пса за локоть, показывали на разные гробницы. Пес, по-прежнему не обращая внимания на ребятню, заглядывал в каждый склеп и гладил высеченных в камне воинов, львов и химер. Он осматривал громадные плиты крыши: одни в форме перевернутой ладьи, другие фестончатые, как будто черепица. В каждом склепе он на пробу ложился на скамью, ища самый удобный лежак.

Саркофаги Пса не удовлетворили — наверное, он сообразил, что солнцем припечет, — и он направился к двум большим гробницам, высеченным в небольшом утесе неподалеку. Одной гробнице придали форму церкви, другой — дома. Внутри стояли три скамьи: одна у задней стенки, две у боковых. Настенные рисунки сильно пострадали от рук тех, кто не одобрял символического искусства на религиозные темы, и за две тысячи лет покрылись сажей от дымных костров козопасов. Пес счел, что в просторных гробницах легко дышится и они хорошо расположены: из них открывался прекрасный вид на долину. Он положил дубинку, снял фляжку с водой и присел на ступеньки между портиками гробницы в виде церкви. На фронтоне была до сих пор никем не расшифрованная ликийская надпись: «Филисте, дочь Деметриуса, воздвигла сие для Мосхуса, которого любила». Ниже подробно говорилось о каре за осквернение могилы, а на самом верху находился барельеф: две раскрытые ладони — ликийский символ насильственной и безвременной смерти.

Пес впервые взглянул на детей и улыбнулся.

Эта улыбка была столь чудовищна, что дети взвизгнули и сломя голову бросились бежать, спотыкаясь о камни и обдираясь о колючки. Дросула, Филотея, Каратавук, Мехметчик, Ибрагим и Герасим на всю жизнь запомнят это жуткое зрелище, оно вечно будет сниться им в кошмарах, а иногда внезапно возвращаться наяву.

Вечером священник отец Христофор и имам ходжа Абдулхамид столкнулись у гробницы, куда явились с одной целью — выяснить, не их ли паствы незнакомец. К тому же их, как и детей, а может, даже сильнее, томило любопытство, особенно после того, как ребятишки всем рассказали об уродстве пришлеца.

Ходжа Абдулхамид, спешившись с норовистой изящной Нилёфер, на всякий случай привязал ее к кусту олеандра, и тут с другой стороны появился взмокший от подъема по крутому склону отец Христофор, который выбрал путь короче, но труднее.

Коснувшись правой рукой груди, губ и лба, Абдулхамид сказал:

— А, имансиз-эфенди, ияй акшамлар[12].

Священник улыбнулся, повторил цветистый жест и ответил:

— И вам добрый вечер, апистос-эфенди.

Оба уже много лет с удовольствием приветствовали друг друга «господин неверный», один по-турецки, другой по-гречески, и водили сердечную дружбу, основанную на взаимном уважении, но сдерживаемую опасением, что их прихожане подобного приятельства не одобрят. Они приходили друг к другу в гости только затемно, охотно проводили ночи напролет в долгих, а иногда горячих богословских дискуссиях, которые изводили их домашних, не давая уснуть, и обычно заканчивали тем, что кто-то из двоих говорил: «Ладно, в конце концов, мы оба — слуги Книги».

Священнослужители встревожили Пса, когда сразу оба появились на пороге его нового пристанища. Не часто христианский священник с кудлатой бородищей, в просторных черных одеждах и высокой шапке просовывается в дверь одновременно с имамом в белом тюрбане, зеленой накидке и с расчесанной бородой. Пес съежился, закрыл лицо руками, словно защищаясь, и скорчился в углу, где перед тем пребывал в полном покое созерцания.

Ходжа Абдулхамид и отец Христофор переглянулись.

— Мерхаба[13], — сказал священник, надеясь, что такое неформальное дружеское приветствие ободрит дрожащего человека.

— Селям алейкум, — поддержал имам, желая подчеркнуть приветствием, что они пришли с добрыми намерениями. — Мы хотим узнать, кто ты и не нуждаешься ли в чем, — продолжил он, стараясь говорить мягче.

Человек опустил руки и посмотрел на пришедших. Потом вдруг мазнул пальцем по стене и сажей написал на скамье что-то арабской вязью, которую священник не понимал. Видя замешательство приятеля, ходжа Абдулхамид перевел:

— Это означает «Пес». Может, хочет сказать, что он нечистый. Откуда ты?

Пес опять набрал на палец сажи и написал. Имам снова перевел:

— «Ад».

— Мы пришли узнать, нужна ли тебе помощь, — сказал отец Христофор.

Пес написал: «Ялниз кальмак истерим».