— Держи свою теорию при себе! — рявкнул он. — Послушаем, что скажет нам мистер Дрейк.

— Возможно, — помедлив, сказал Дрейк, — если бы вы сообщили мне, где были сделаны эти фотографии, я сумел бы высказать более веское суждение.

— Нет, — возразил Лейн, — нам нужно беспристрастное мнение эксперта. Мистер Дрейк, — пояснил он морякам, — вероятно, лучший в мире специалист и прекрасно для этого подходит. Его оценка несомненно будет объективной и достойной внимания. Мы вас слушаем, мистер Дрейк. Не торопитесь.

Дрейк взял четырнадцать отобранных фотографий.

— Эти, по всей видимости, составляют некоторую последовательность. Они, как мне думается, представляют собой часть более пространной надписи, — сказал он. — Надписи на прочих фотографиях, похоже, разрозненны — но необходимо изучить их внимательней, прежде чем делать выводы. Я отметил, однако, весьма любопытный факт. Вся серия снимков демонстрирует две противоположности, два резко отличающихся друг от друга художественных стиля. Это крайне загадочно, и вот по какой причине. Любой археолог скажет вам, что две различных манеры никогда не достигают в искусстве одинакового расцвета. Но на этих пиктограммах, с точки зрения художественного мастерства, они равноценны и свидетельствуют об очень высоком уровне развития. Эти четырнадцать. — продолжал он, указывая на фотографии. — далеки от полноты. Здесь лишь отдельные фрагменты. И тем не менее, они дают нам единственное указание на какую-то цельность всего остального. С них, если уж на то пошло, должны начаться наши попытки окончательной дешифровки.

— Говорил я тебе, что нужно остаться еще на недельку и поискать другие надписи. Почему ты потащил меня обратно на судно? — проревел капитан Андерсон, обращаясь к возмущенному Хансену.

— Вы сами начали ныть, как старуха, и потащили меня обратно, — возразил Хансен и грозно раздулся. — Я-то знал, что у нас маловато…

— Ну ладно. Продолжайте, мистер Дрейк.

— Как я уже сказал, эти четырнадцать снимков составляют некую последовательность, но далеки от полноты, — снова заговорил Дрейк. — Однако их достаточно для доказательства того, что здесь присутствует единая схема. Сумею ли я распугать этот клубок — другой вопрос… В настоящее время я даже не уверен в том, имеем ли мы дело с текстами либо же простыми изображениями. И если так, каково назначение всех этих превосходных изображений тысяч и тысяч невероятных монстров?

— Они не столь невероятны, как вам кажется, — возразил Лейн. — Не будь ваше образование таким односторонним, вы узнали бы во многих из них первоклассные и на редкость удачные реконструкции вымерших животных, которые изображены с поразительной жизненностью.

— Не могу с вами согласиться, — ответил Дрейк. — Я вполне способен оценить тот очевидный факт, что чудовища на этих ярких изображениях выглядят, словно живые, хотя никогда не видел подобных им животных. Но в более существенном смысле, поражает их искусственность и даже — позволю себе высказать предварительную гипотезу — намеренная искусственность. Люди, которые высекли на скалах эти бесконечные ряды изображений, вне всякого сомнения были представителями высокоразвитой цивилизации. Само совершенство их мастерства изначально вызвало у меня подозрение. Наши резчики по камню, оснащенные всеми современными приспособлениями. не сумели бы их превзойти. И я задаюсь вопросом: не странно ли, что художники, способные проделать такую выдающуюся работу, преднамеренно постарались придать некоторым аспектам своего искусства атмосферу нежизненности? Я не хочу сейчас вдаваться в доказательства того, что искусство их было нарочито фантастическим. Все свидетельства перед вами; вы можете убедиться в этом и без моей помощи. Еще одно обстоятельство также заронило семена подозрений. Мы нигде не видим ни единой попытки изобразить человеческую фигуру. Чем это объяснить? Скажу честно — я не знаю. Однако изображения людей встречаются в искусстве всех народов, и отсутствие их беспрецедентно.

— Но вы ведь не ожидаете найти портреты, скажем, в книге о крабах?

— Вот именно, — быстро и неожиданно отозвался Хансен, пристально глядя на капитана.

— Погоди, вот вернемся на судно, — пообещал капитан. — Твой стиль улучшается, Оле, но ты не должен прерывать оратора. Здесь тебе не заседание профсоюза.

— Резонный довод, доктор, — признал Дрейк. — Но какая раса человеческих существ затратит столько усилий, чтобы высечь на камне научное исследование о доисторических животных, учитывая дешевизну бумаги и типографской краски?

— А если предположить, что в те времена, когда были высечены эти изображения, книгопечатание еще не было изобретено?

— Какая фантастическая гипотеза! Однако…

— У меня есть теория… — с отчаянной настойчивостью прервал его Хансен.

— Оле! — зашикал капитан.

— Раз уж Дрейк совсем заплутал, — улыбнулся доктор, — отчего бы нам не выслушать мистера Хансена?

— Ну хорошо. Оле. Высказывайся побыстрей и не тяни до следующего воскресенья.

— Значит, так, — произнес Оле и поднялся на ноги, дабы подкрепить свою речь внушительным видом округлой фигуры. — Я согласен с доктором Лейном и, следовательно, не согласен с мистером Дрейком. Эти изображения словно живые. Да они сама жизнь! И я объясню вам, почему.

Два года назад, в читальне для моряков в Рио-де-Жанейро, мне попалась на глаза книга с рисунками вымерших животных из каких-то французских и испанских пещер. И кто нарисовал эти картинки? Тот вонючий дурак, что их нашел?

— Оле!

— Простите, капитан. Я позабыл о даме. Нет, воню… я имел в виду, тот дурень, что их нашел, конечно, ничего не нарисовал. У него не хватило бы ни мозгов, ни так называемого художественного гения, чтобы рисовать настолько хорошо. Сегодня никто не обладает таким гением. Эти рисунки были сделаны людьми, которые никогда не видели так называемого современного искусства. Они слишком уж хороши и так похожи на природу, только лучше — ну, вы меня понимаете. Разве великий Майкл Анджело когда-нибудь изображал стада диких буйволов? Нет, он только рисовал из головы толпы ангелочков. Затем пришел Рубенстайн. И разве он…

— Время не ждет, Оле. Убери подальше диких ослов и справки из энциклопедии и поведай нам свою теорию.

— Я к этому подхожу, капитан. Следственно, вот что я думаю: эти давно вымершие буйволы были нарисованы людьми, которые видели буйволов и жили с ними, как говорят французы, еп famille[3]. И отсюда из сказанного вытекает, таким образом, — преподнес он геометрический цветок риторики, почерпнутый из изысканного круга чтения. — что люди, которые вырезали на скалах изображения чудовищных животных, сами жили рядом с ними. Они срисовывали их с натуры. Вот почему эти животные выглядят такими похожими, почти живыми! И разве нашим забытым гениям требовалось отложить свои шедевры в долгий ящик в ожидании Гутенберга? Нет, им не нужны были типографии. Что и следовало доказать, не так ли?

— Полнейший абсурд! — заметил Дрейк, когда Оле с самоуверенным поклоном вновь опустился на затрещавший стул.

— Разве? — насмешливо спросил Лейн. — И почему же теория