— Да потому, что она ставит искусство, созданное за миллионы лет до каменного века, выше искусства двадцатого столетия!

— Суть в том, Дрейк, — продолжал доктор, — что вам столь же мало известно об искусстве первобытных времен, как и мне. Подумайте, еще лет тридцать назад вы. археологи, твердили нам, что истинное искусство зародилось в Греции. Затем обнаружили наскальную живопись каменного века, о которой упоминал мистер Хансен. И с тех пор мы не так много слышим о «Греции, этом чуде веков». Вы непредвзято относитесь к собственным находкам; справедливость требует отнестись точно так же и к фотографиям мистера Хансена.

— Никогда! По крайней мере, до дешифровки.

— Так займитесь ею. Именно этого мы от вас и хотим.

— Но как мне почерпнуть что-либо из сухого каталога вымерших зверей? Господи, даже их треклятые имена мне не известны!

— Дрейк, вы по какой-то причине нарочно прикидываетесь глупцом. Я уверен, что вы многое подметили, только с нами не поделились.

— Всегда предпочтительней в начале работы ничего не знать. — пустился в рассуждения Дрейк. — Это гарантирует, что в конце ее мы, в любом случае, будем знать немного больше.

— Вы заметили какие-либо повторяющиеся особенности на отложенных четырнадцати снимках? — настаивал Лейн.

— Десятки.

— Звучит вдохновляюще. Например?

— Во-первых, примерно пять восьмых чудовищ передвигались на четырех ногах. Во-вторых, около пятидесяти пяти процентов из них лишены хвоста, а у остальных по одному хвосту на брата. В-третьих, в каждой группе животных у одного имеется один видимый нам глаз и, следуя процессу логического умозаключения, один невидимый, то есть расположенный на скрытой от нас стороне профиля. В-четвертых…

— В-четвертых, вы осел, Дрейк! — раздраженно прервал доктор.

— Слушайте! Слушайте! — возгласил Оле.

Дрейк ухмыльнулся.

— Вы случаем не пытались открыть живую устрицу зубочисткой? Когда мне будет что сказать, я сообщу. Мистер Хансен будет рад тем временем придумать для вас еще несколько поэтических теорий.

— Ну хорошо, — смягчился Лейн. — Надеюсь, вы не скажете мне десять лет спустя, что все эти надписи — не более чем окаменевшая таблица умножения.

— Или исследование по интегральному исчислению, — мрачно вставил Оле.

— Боже! — воскликнул Дрейк. — Вам и этот термин знаком? Когда только вы находите время управлять своей посудиной?

— Он не понимает и половины из того, о чем без конца болтает, — пояснил Андерсон с отчетливой ноткой зависти в голосе. — У него есть три тома «Британской энциклопедии» на буквы A, Q и X, «Песнь песней» на норвежском, «Озорные рассказы» Бальзака[4] на французском — который я не знаю, увы — плохонький карманный словарь. «Через природу к Богу» Герберта Спенсера, три четверти «Синей птицы» Метерлинка на шведском и половина на английском, да еще таблица логарифмов. Вот и вся его треклятая библиотека. Хотите считать его гениальным — дело ваше.

— В Бостоне, два с половиной года назад, я прошел проверку умственного развития, — заявил в пространство Оле. — Психолог сказал, что я принадлежу к одному проценту самых развитых людей в Соединенных Штатах.

— Он солгал, — заверил капитан.

— Моя библиотека — отнюдь не единственный источник моей эрудиции, — продолжал Оле, игнорируя замечание капитана. — На берегу я также посещаю публичные библиотеки, — договорил он с показной скромностью.

— Ну что ж, джентльмены, — заметил доктор, — я уверен, что мистер Хансен извлекает больную пользу из своей библиотеки, какой бы маленькой она ни была. Дело не в количестве книг, а в выборе материала для чтения. Я бы сказал, что мистер Хансен отобрал книги для своей «пятифутовой полки» с большим вкусом и тщанием, какие не превзошел бы и сам доктор Элиот. Не хотели бы вы принять экземпляр записок об эволюции Уильяма Дженнингса Брайана в качестве дополнения к вашему Герберту Спенсеру[5], мистер Хансен?

Оле покраснел и забормотал благодарности. Доктор повернулся к Андерсону.

— Так что там с нефтью, капитан?

— Вы в доле?

— Безусловно, даже если наш друг мистер Дрейк не успеет расшифровать надписи до своего семидесятилетнего юбилея. Нам понадобится корабль, я полагаю.

— Сойдет и старый китобоец.

— Льда, значит, в тех местах не очень много?

— Мое судно справится. Хуже придется на суше.

— Я уже догадался. Пригодится ли нам аэроплан? Амундсен брал с собой аэроплан во время экспедиции к Северному полюсу[6].

— Допустим, мы возьмем с собой вашу дикую машину. И кто сядет за штурвал?

— Почему бы не Дрейк? Он молод и быстро научится.

— Ах, я тоже хочу научиться! — умоляюще произнесла Эдит. — Ты же знаешь, каким беспомощным становится Дрейк, когда что-то ломается в его пишущей машинке.

— В самом деле? — возмутился Дрейк. При виде любого инструмента сложнее разводного ключа он и впрямь делался беспомощен, как малое дитя. Тем не менее, Дрейк воображал себя первоклассным механиком-любителем, поскольку Эдит всегда вежливо позволяла ему командовать, пока сама устраняла неисправности пишущей машинки.

Доктор повернулся к Эдит.

— Кто сказал, что вы едете с нами, юная леди?

— Ещё никто. Но ты ведь как раз собирался меня пригласить, правда, дорогой папа?

— Ваше мнение, капитан?

— Решать вам. Она не моя дочь. Если она сможет выдержать сорокаградусный мороз, путешествие ей понравится.

— Боюсь, не сможет, — с сомнением проговорил доктор. — Ты так ненавидишь холод, Эдит…

— Чепуха! Капитан Андерсон сказал, что вода там теплая. И как бы то ни было, я намного моложе тебя. Если уж я не могу ехать, для тебя поездка будет самоубийством.

— Ну что ж, рассмотрим вопрос, когда придет время.

Понимая, что победила, Эдит благоразумно замолчала.

— Сколько нам понадобится на подготовку? — спросил доктор.

— Примерно шесть месяцев. Вы, Дрейк и ваша дочь — если она поедет с нами — должны хорошенько закалиться. Мы с Хансеном займемся подготовкой судна и закупкой необходимых припасов. В этом деле опыта нам не занимать.

— Где сейчас ваш корабль?

— В сухом доке. В Рио-де-Жанейро.

— Как! — воскликнул Лейн. — Вы хотите сказать, что проделали весь путь до Сан-Франциско только для того, чтобы показать мне вашу находку?

— Пустяки, — благодушно отозвался капитан. — Я знал, что вы присоединитесь к нам.

— Меня так легко убедить?

— Нет, доктор. Русалку я бы не сумел вам продать.

— Теперь понятно, откуда что берется! Эдит, это все твоя кунсткамера. Тебе стоит подумать о каком-нибудь менее унизительном для меня виде благотворительности.

— Вы же не поверили в мой рассказ о чудовищах в нефти, — утешающе заметил капитан.

— Нет. И не поверю, пусть меня повесят, пока не увижу их собственными глазами. Но существо в ящике настоящее, сомнений нет. Можете телеграфировать в Рио — пускай проведут полный ремонт судна. Позаботьтесь о каютах для одного или двух пассажиров.

— Мы с Оле уже сделали это