Аллен отвел ее в свой кабинет и предъявил ультиматум: она должна относиться к Трою Расселу только как к служащему.

Следующей весной она сбежала с Троем. Первое подозрение, что что-то не так, появилось у нее к концу брачной церемонии, когда Трой, поцеловав молодую жену, посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. Это была не улыбка любящего молодого мужа. Это была улыбка завоевателя… картежника, который только что сорвал большой куш.

– Мама!

Голос Роули вернул ее к реальности. Он стоял у стола и встревожено смотрел на нее, пока ее взгляд не наткнулся на синюю банку с пятновыводителем. Она повернулась назад и достала бумажные полотенца.

– Вот. Может быть, ты отчистишь следы хотя бы в своей комнате?

Взяв бумажные полотенца и банку, он спросил:

– О чем ты сейчас думала?

– Да так, ни о чем.

– Да?

– Просто о работе, которую надо доделать, прежде чем мы отправимся отдыхать.

Он кивнул.

– Я зайду к Брендону на несколько минут. После того как сделаю это. – Он показал на пятновыводитель.

– Подожди. Не уходи.

– Почему?

– Ну, мне просто хочется, чтобы ты сегодня побыл дома…

– Зачем?

И впрямь – зачем? Чтобы матери запомнился день ее рождения?

– Сама не знаю. – Она с трудом улыбнулась. – Все в порядке. Желаю хорошо провести время.

Слезы, которые она сдерживала до сих пор, неожиданно выступили на глаза. Роули в испуге воззрился на нее.

– Мам…

– Со мной все в порядке. Я просто устала. – С этими словами она опустилась на один из высоких табуретов, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

Раздался звонок в дверь, и Бенни, все еще сидевший снаружи на пороге, принялся лаять на того, кто стоял за дверью. Роули немедленно помчался на помощь и, приоткрыв дверь, схватил за ошейник Бенни, который попытался прорваться внутрь.

– Привет, – сказал Роули вновь прибывшему.

– Здравствуй. С тех пор как мы виделись последний раз, ты вырос на несколько дюймов. Не успеешь оглянуться, как ты будешь искать работу в «Ранчо дель соль»!

Дженни утерла слезы, встала и удивленно замерла на месте. В дверях стоял ее отец, Аллен Холлоуэй.

Роули повис на ошейнике Бенни, неловко улыбнувшись.

– Наверное…

– Ну, здравствуй, – приветствовала его Дженни, стараясь придать улыбке нежность, которой не испытывала. Отец никогда не приходил в ее дом. Правда, она его не приглашала и даже не подозревала, что он знает, где она живет.

– Ты намерена пригласить меня войти или я должен целый день ждать снаружи? – спросил Аллен, пытаясь придать разговору шутливый тон, что выглядело так же глупо, как и улыбка Дженни.

– Конечно, входи. – Она пересекла комнату, и Роули, все еще держа за ошейник Бенни, отступил в сторону. – Что, интересно, привело тебя в наши края?

На нем были серые брюки, темно-синий клубный пиджак и тенниска, то есть обычная одежда, чтобы провести воскресный день в своем клубе. Если бы Дженни подумала, то сразу же догадалась бы о причине его визита, однако она была всего лишь удивлена тем, что он пришел… и настороженна.

– Сегодня ведь день твоего рождения, не так ли? – спросил он.

Роули бросил на мать потрясенный взгляд.

– Ну да, так оно и есть, – сказала она, подумав, что уж лучше бы Аллен забыл об этом событии, а не Роули.

– С днем рождения, дорогая! – Он неловко заключил ее в объятия, и Дженни изо всех сил постаралась с чувством обнять его в ответ. Но тут нахлынули воспоминания о других днях рождения и событиях, когда он часами донимал ее разговорами о ее будущем, а она отмалчивалась. Даже после того как Трой исчез из их жизни, он заходил к ней, уговаривал и пытался заставить ее работать вместе с ним. Ее сопротивление, и отказ от всякой финансовой помощи срывали все его планы. Однако сейчас, окинув взглядом разбросанные на кофейном столике журналы и вскрытую корреспонденцию, она поморщилась, мысленно поздравив себя с тем, что выбросила бутылку из-под кьянти, которую они с измученной Джэнис Фергюссон начали несколько дней назад и, наконец, допили вчера вечером. Ей хотелось бы, чтобы отец увидел в ее квартире безупречную чистоту, однако, взглянув на следы грязных лап, она поняла, что это безнадежно. Почему это было так важно для нее, она не смогла бы объяснить. Просто важно – и все тут. Ей не хотелось, чтобы он снова завел речь о том, как сильно ей нужна финансовая поддержка.

– Ну и как ты себя чувствуешь в зрелом возрасте – тридцати пяти лет? – спросил ее Аллен.

Она чуть усмехнулась. Отец всегда умел сказать ей что-нибудь неприятное.

– Ровно на тридцать пять лет.

Он рассмеялся. В зеркале над сервировочным столиком она поймала отображение копны непокорных рыжевато-каштановых волос, которые так и оставались непослушными даже в эпоху шикарных прямых стрижек. Хандра по случаю дня рождения помешала ей даже заколоть их на затылке. Разве трудно было догадаться, что отец непременно появится в этот день? Есть вещи, предопределенные самой судьбой.

Дженни придержала дверь, пока Роули выводил Бенни на лестничную площадку. Аллен поспешно посторонился, не желая, чтобы светлая шерсть Бенни попала на него, хотя несколько шерстинок все-таки оказались на его брюках. Аллен с отвращением фыркнул, и губы Дженни дрогнули в улыбке.

– Чья это собака? – спросил он. – Надеюсь, не твоя?

– Соседская.

– Мама! – окликнул ее Роули, переминаясь с ноги на ногу.

– Иди. – Она с улыбкой махнула рукой. – И забери с собой Бенни.

Роули выскочил за дверь, как будто им выстрелили. Послышались удаляющийся лай Бенни и торопливые шаги Роули.

– И это все, что он мог сказать своему дедушке? – спросил Аллен.

– Тебе повезло, что он вообще разговаривает, а не молчит, как случается иногда, – отозвалась Дженни, немедленно бросаясь на защиту сына. Роули мог доводить ее до отчаяния, но не отцу указывать, как ей воспитывать сына.

Аллен пропустил ее слова мимо ушей.

– Я принес тебе подарок, – сообщил он, доставая из внутреннего кармана конверт и торжественно протягивая ей. Дженни неохотно взяла его. Открывать ей не хотелось. Она знала, что в нем находится. Деньги. Еще одна взятка для того, чтобы заставить ее вернуться в семейный бизнес. – Ты не собираешься открыть его? – спросил он, осторожно садясь на ее кушетку, на которой могла оказаться собачья шерсть.

Она уселась напротив него в крашеное кресло-качалку, которое имело обыкновение поскрипывать. Она не была бедной, но в течение нескольких лет экономила, и у нее были на примете более важные вещи, на которые следовало потратить деньги.