– Не все коту масло… или масленица, – шипела над ухом Наташка. – Передохнул и ладно. А моему-то что, лучше? Совсем один останется. Не считая собаки. Лешик из командировки теперь не скоро вернется. Но мы же не собираемся поселиться у Лидии Петровны навечно. Здесь даже спать не на чем.

– За «кота» – ответишь, – процедила я, мучительно жалея счастливые дни. – Ты одного не учла: завтра утром все равно на работу. Лидия Петровна останется без присмотра. Не лучше ли ее перетащить к нам… К вам…

– Во-первых, не к нам, а к вам – у вас три комнаты, а я сама на выселках. Кухня называются. Да и народа в вашей квартире больше, включая кошек, Лидочка сразу затеряется. Во-вторых, я ее на раскладушке никуда не потащу. В третьих, мне не все равно, из какого именно окна она собралась выкидываться. У нее – последний этаж, наш тринадцатый – тоже не первый. Хочешь, сама просчитай. Подожди, подожди… А ведь это выход!

– С тринадцатого этажа?

Наташка посмотрела на меня с жалостью. Я невольно распрямилась, давая понять, что жалеть меня не стоит, могу и обидеться. Табуретка подо мной жалобно скрипнула.

– Даже мебель из-за тебя расстроилась, – попеняла подруга и, отняв у меня мобильник, соединилась с Димкой: – Ефимов, привет тебе, привет! От жены. Можно сказать, прямо из поднебесья!

– В ее семейном положении парить в облаках не желательно, – послышался раздраженный голос мужа. – Она что, телефон на земле забыла? Впрочем, с ее безалаберностью… Подожди, что ты несешь?! Где Ирина?!

Ну это ж надо так надрываться! Зря Наташка включила микрофон, да еще нечаянно усилила звук.

– Не ори! – внушительно заявила подруга мобильнику и, отключив микрофон, осторожно поднесла аппарат к уху: – Ефимов, мой тебе совет – прозвонись в морг, там паника. От твоего рева все покойники разбежались. Не ори, говорю! Для начала проверь, все ли остались живы в твоем отделении. Твоя жена недалеко от меня ушла – буквально два шага к двери сделала. Я же просила не орать! Мы? Обе на семнадцатом этаже, только чужого дома… Нет, я не могу тебя переорать! Вот и молчи! И скажи спасибо, что у меня терпение ангельское. Помнишь Иришкину однокурсницу из Большерецка? Нет, пока не умерла. Хуже. Сняла квартиру у аферистки, заплатив за полгода вперед. Та вывезла у настоящей хозяйки квартиры все вещи и скрылась. Мало того, у Лидии Петровны еще и сын пропал… «Как, как»! А вот так – уехал на занятия и не вернулся. Лидка просто в невменяемом состоянии. Одну не оставишь – все время от окна оттаскиваем. Мы решили ее временно к вам подселить, на пару деньков.

Наташка зажала мобильник рукой и, многозначительно поигрывая глазами, прошептала:

– Умный мужик! Говорит, большой разницы между окнами семнадцатого и тринадцатого этажа нет, это, мол, не первые. Набрался от меня рассудительности. Да, да, Дима, я слушаю! Просто задумалась над твоими словами… Интересное кино! Лидочка – не моя сокурсница. Мы университетов не кончали, почему я должна ночевать вместе с учеными дамами? – Наташка вновь прикрыла мобильник, подмигнула мне и радостно прошипела: – Он говорит, что ты как была по жизни дура дурой, так ей и останешься!

– Дай сюда мой телефон! Я ведь и поумнеть могу. Мало не покажется!

– Да ладно тебе возмущаться, с дураков меньше спроса. И Димка не совсем так сказал…

И снова в трубку:

– Да, Дмитрий Николаевич, так и быть, я сама здесь переночую. Тебе этот подвиг ни к чему. Еще не хватало идти на операцию после бессонной ночи. Только ты уж как-нибудь сам с Борисом вопрос моего отсутствия дома утряси. Ага, передаю…

Сунув мне в руки мобильник, Наташка понеслась в коридор. Пока я объяснялась с Димкой по поводу дурацкого звания, ее и след простыл. Как выяснилось, муж всего-навсего обозвал меня наивным человечком, что на «дуру дурой» никак не тянуло. Более того, обещал лично подъехать и помочь Лидочке обрести относительное душевное спокойствие. Не иначе как с помощью лекарственных средств. По окончании разговора я не поленилась встать и выкинуть упаковку Наташкиного успокоительного – пустую бутылку из-под коньяка.

К моменту возвращения подруги мой гнев прошел. Более того, я очень обрадовалась ее появлению. Сидеть одной в чужой квартире жутковато даже при дневном свете. Присутствие Лидочки вообще не ощущалось, зато каждый звук извне отзывался эхом. Создавалось впечатление, что в комнатах гуляет кто-то посторонний. Несколько раз я невольно срывалась с места, хотелось убедиться – кроме меня и сопящей на раскладушке Лидочки, в этой двухкомнатной пустышке никого нет.

Наташка ввалилась в квартиру с четырьмя объемными пакетами в руках. Бросив их прямо в коридоре и отдуваясь, заявила:

– Надо убедить себя в том, что нам крупно повезло. Хоть один вечер отдохнем по-человечески. Но, честно говоря, на меня этот довод почти не действует. Может, из-за мешков? Уж очень отвлекали по дороге. Особенно твой. У него ручка оторвалась. А для себя я кусочек родного дома приперла – надувной матрас.

– Уже успела разнести дом на кусочки?

– Воистину каждая жена достойна своего мужа! Вредность – ваша семейная черта. Держи свои пледы. Один с боем отвоевала у кошек. И скажи спасибо, что по пути зашла к тебе в гости. Кстати, мне никто не обрадовался. Вас никого дома нет. Ир, не стой сложа руки, скоро наша недвижимость проснется, боюсь, больше ее напоить не удастся, у меня силы уже не те…

Мышиная возня продолжалась недолго. Дольше всего искали плитку шоколада с ромом и изюмом – Лидочке на опохмелку. Надо же, как все продумано! Заодно и закусит. Бедняжка все еще не просыпалась, однако слабо постанывала с раскладушки – побочные явления Наташкиной терапии, в результате которой Лидусе, проснувшись, следовало сразу же подумать о поправке своего здоровья.

Она открыла глаза мгновенно – лишь только прозвучал мелодичный звонок в дверь. Забыв про шаткое состояние своего здоровья, легко перевернула раскладушку, вывалилась на пол и по стеночке побрела в коридор. Бодрый вид моего мужа сразу же ухудшил ее самочувствие, и она, не успев поздороваться, довольно быстро улетела в туалет. После обмена приветствиями с Дмитрием Николаевичем Наташка вслух порадовалась своей предусмотрительности – вовремя и до блеска вычистила унитаз, в обнимку с которым Лидии Петровне, судя по всему, следовало провести ночь.

– Все не одна, – пытаясь отойти в тень, ворковала подруга, искоса бросая настороженный взгляд на Димку. – Ефимов, твоя жена ни-ни… Ни в одном глазу. Единственная жертва спасательной операции – я. На Лидию Петровну не смотрите. Надо же было как-то отговорить женщину от суицида.

– По-моему, в таком состоянии, в каком она сейчас, вообще жить не захочется, – мрачно изрек Димон. – Дайте ей фестал с церукалом.

Однако все попытки дать Лидочке лекарство бездарно проваливались. «Закономерный результат» терапии не мог отлепиться от унитаза.

Муж прошелся по почти пустой квартире, многозначительно сказал: «Да-а-а…» и умолк, выжидательно уставившись на меня. Я добросовестно поведала все, что узнала у господина Хорева В.А., намеренно умолчав о том, что до момента появления Максимовых в нашем доме никогда их не видела. Надоело быть источником повышенной опасности в семье.