Как же бесила ее эта глухомань, в которой даже взглянуть не на кого. Пока остальные девчонки страдали, на что-то надеялись и строили планы, один другого нелепее, она трезво смотрела на жизнь. Привычно оценивала мужское население, по сортам разделяла… и вздыхала грустно.

Ловить здесь было нечего.

Своих мальчишек как парней она не воспринимала — положение шаткое, да и не нравились ей ровесники никогда. Местный эрл стар и женат. Вояки радовали взгляд, особенно такие симпатичные как Ивар и Оден, но и только. Она не видела свою жизнь связанной с военным, которого дома не бывает. Да и сам дом этот — та еще халупа — ее бы не устроил. Тэны, Снур и Рейнар, как люди знатные вызывали больше интереса, но первый откровенно пугал, а второй смотрел так, словно видел ее насквозь. Все ее маски и роли, все попытки вести себя правильно разбивались о его усмешки и проницательный взгляд. И Лера, смущаясь и злясь одновременно, пообещала себе к этому тэну больше не подходить.

Первым сортом шли маги, но и тут были нюансы. Грен Иртен сыпал комплиментами и поглядывал с интересом не только на нее… но и на всех девчонок старше пятнадцати. И Лера с неудовольствием поняла, что предпочтение отдается не ей, а тем, кто моложе. А ведь ей всего двадцать!

Грен Лусар… да, он хорош. Взрослый властный мужчина, красивый даже по меркам ее мира. Явно состоятельный — уж она-то умела видеть дорогие детали. Но… Лера ловила его холодный взгляд и понимала: этот возьмет все, что захочет, перешагнет и пойдет дальше, ведомый одному ему известной целью. И она благоразумно не совалась.

Она жаждала кого-то солидного и серьезного, с весом в обществе и толстым кошельком. За таких мужчин всегда идет борьба, но Лера готова — и к борьбе этой, и к победе.

Пусть маги учат: языку и обычаям, и даже магии своей, невнятной и с виду почти бесполезной. Пусть. Она будет учиться и станет лучшей. Когда-нибудь они выберутся отсюда, и она найдет достойных ценителей всего, чем одарила ее природа и чего достигла она сама.

«Время никого не щадит, торопись», — говорила мама. И пусть времени у нее полно, но…

При воспоминании о матери посыпалась вся стройная система. Лера споткнулась вновь, ухватилась за угол дома. Прижалась лбом, остро чувствуя тепло дерева и его шершавую занозистость, душный запах стоялой воды и мха, оттолкнулась резко и пошла вперед, смаргивая дрожащий туман слез.

«Эх, мама… хорошо, что ты со мной не пошла. Иначе играть свои роли и не рыдать в подушку было бы гораздо сложнее».

Линда

«Днем солнце пригревает совсем по-летнему. Откинься на спину, закрой глаза — и покажется, что ты дома. Что нынче июнь, и вся большая семья на даче — редкие, но счастливые дни. Слышен стук молотков с мансарды, это папа с племянником Глебом перестраивают ее для подросшей детворы. Кузены Димка и Дёмка, совсем несерьезные, даром что на год старше Линды, бесятся и катают по дорожкам Ирэнку, рыжую, как и сестра. Мелкая хохочет, а мама кричит с крыльца, чтобы не затоптали ее любимые розы и сами не угробились. А ты лежишь, и таешь, таешь на солнышке, и под спиной у тебя теплая плита с дыркой посередине — бетонная «крышка» колодца. И ты лежишь на самом краю, и снизу тянет холодом, а внутри тебя что-то ворочается и рвется, потому что в руке — пронзительно-грустное о войне от Ремарка, и самой непонятно, как эта книга попалась тебе в такой день. Где-то там, на бумажных страницах, идут бои, гибнут люди, рушатся судьбы, а здесь — начало лета, солнце, любовь. И кажется, так будет вечно, и смерть — всегда где-то там…»

— Лин… Ли-ин!

Прикосновение вырвало из дремы. Линда села рывком, поморщилась: в уши ворвался рычащий говор на чужом языке, звон клинков и грохот щитов, меканье коз, глаза резануло ярким светом. Сморгнула набежавшие слезы и наконец-то рассмотрела того, кто рискнул потревожить.

Мия.

— Маргарита сказала, ты меня заплетешь.

Вот так. «Маргарита сказала». Линда усмехнулась, не в силах сердиться ни на подругу, ни на эту ясноглазую девочку. Когда Мия рядом, уходит куда-то сосущая боль под сердцем, и легче становится на душе.

— Раз сказала, садись.

Девочка примостилась впереди, бочком, а не как она, оседлав бревно. Линда принялась разбирать пряди, стараясь действовать осторожно: тонкие волосы пушились и легко путались, а взгляд зацепился и то и дело возвращался к тренировочной площадке.

Мужчины по случаю хорошей погоды поскидывали рубахи, оставшись в штанах и тойте — охотничьей обуви, сапогах на шнуровке. Пришлые воины выгодно отличались от местных, крепких, но невысоких, как отличается породистый пес от дворняги. Рослые и фактурные, с волосами уже не русыми, а цветом ближе к выбеленной соломе и льну, и глазами голубыми, словно лед. Один Ивар, невысокий и гибкий, щеголял каштановой шевелюрой.

«Лириат, — вспомнила Линда его народность, — из тех, что живут в Льяре или Лиоссе, южнее Энейских болот».

Мужчины зубоскалили, красовались и затевали шутливые потасовки. Тэн Рейнар ушел к старшему магу, тэн Снур с частью своих людей на охоту, и народ отдыхал без начальства.

Иван рассказывал что-то подросткам, Дэну с Тимуром, и его ладони, привычные к труду, оглаживали древко копья, намечая точки и показывая правильный хват. Парень любил дерево и умел с ним работать, в том мире у него была своя мастерская. Среднего роста, крепко сбитый, но с жирком на боках, он сбросил вес за эти дни, и в теле наметились перемены. Линда ухмыльнулась, отметив про себя, что тэн Рейнар из кого угодно выплавит воина. Особенно из того, кто хочет учиться.

Юрка играл мускулами, красуясь перед Сонечкой и Алиной, и, признаться, там было на что взглянуть. Любитель тренажерных залов смотрелся очень хорошо, разве что ростом не дотягивал, будучи ближе к невысокому Ивару, чем к гиганту Одену. Но если продолжит Юра хорошо есть и много тренироваться, быть ему через пару лет настоящим здоровяком.

А вот мужчина рядом с ним уже здоровяк. Примерно того же роста, далеко не такой рельефный, но более мощный. Бритый затылок, бычья шея в складках, широкая спина, смуглая кожа. Линда знала, что если он обернется, она увидит скуластое лицо, узкие глаза, тонкие губы. Много сильной татарской крови с четвертинкой крови русской. Его и назвали почему-то по-русски — Олег.

— Ай!

Девушка ослабила хватку.

— Извини, — прошептала она, с трудом разлепив губы.

Оказалось, сжала их яростно, позабыв