— Скажите, Костин, — спросил его Дронго, —что случилось в комнате, когда дипломаты решили не лететь? И от кого исходилоэто предложение?

— Я не помню точно, возможно, от англичанина илифранцуза. Хотя нет, француз возражал особенно сильно. Потом мы его уговорили. Ядаже предложил им остаться еще на два дня.

— А это для чего?

— Чтобы успокоить француза. Всегда нужно немногоперегнуть палку в отношениях с этими иностранцами. Кстати, я вспомнил.

Первым предложил остаться шведский дипломат. Это точно.

— И вы решили рассказать все министру?

— Конечно. Я обязан информировать руководство ослучившемся. Мы ведь думали, что они улетят. Тогда ничего страшного неслучилось бы, — вздохнул Костин.

— Возможно, — согласился Дронго. — Вы вышлииз кабинета, когда в нем уже не было Всеволода Игнатьевича. Правильно?

— Да, он отлучился несколько раньше меня.

— В его приемной вы никого не увидели?

— Нет. Алена куда-то ушла, а Всеволод Игнатьевич какраз говорил по телефону.

При этих словах министр быстро и выразительно взглянул наДронго. Тот невозмутимо продолжал допрос:

— Вы точно видели, что он говорил по телефону?

— Да, точно. И в этот момент в приемную вернуласьАлена, а я пошел докладывать министру о случившемся.

— Потом вы пришли обратно?

— Почти сразу. И никуда не заходил. Мы еще поработалиоколо двух часов. А потом отправили дипломатов в гостевой дом, где они жили.

— Ясно. Какая у вас зарплата? — спросил вдругДронго.

Костин усмехнулся.

— Это имеет отношение к нашей проблеме?

Зарплата у меня около трехсот долларов, но одежду я покупаю…обычно в командировках на Западе. Кроме того, у меня очень состоятельныеродители. И живу я теперь совсем один. Вас устраивает такой вариант ответа?

Дронго улыбнулся.

— Вполне. Спасибо вам, Илья Петрович, и позовите,пожалуйста, сюда Алену.

Когда он вышел, министр снова вмешался:

— Я знаю его отца. Очень порядочная семья.

Но мальчик всегда любил красиво одеваться.

— Слава богу, прошли те времена, когда за этонаказывали, — улыбнулся его заместитель.

В комнату вошла Алена. Она держалась довольно независимо.

— Садитесь, — разрешил министр, и она опустиласьна стул.

— Скажите, Королева, вы входили вчера во время работыдипломатов в комнату, где они заседали? — спросил Дронго.

— Конечно, входила, — подтвердила девушка. —Один раз Всеволод Игнатьевич попросил пепельницы поменять. И два раза чайподавала. Хотя они все больше кофе пили.

Чай наши любят, особенно Арсенов.

— Таким образом, вам известно, о чем именно говорили вкомнате дипломаты? — уточнил Дронго. — Вы можете сказать, что именновы услышали?

— Да я заходила всего на минуту. Один раз они громкоспорили, говорили, что им нужно остаться еще на один день.

— Кто говорил?

— Откуда я их знаю! Кто-то из них говорил, а другой емусильно возражал. Очень громко спорили, но я вышла из кабинета. Это не мое дело— их споры слушать.

— Вы куда-нибудь отлучались из приемной?

— Нет, никуда.

— Вспомните, Королева, — предложил Дронго, —вы все время оставались в приемной или куда-то выходили? Это очень для насважно.

— Ну, выходила, — ответила Алена, — один рази на минутку. Когда они уже закончили и Всеволод Игнатьевич вышел, чтобыпозвонить.

— А почему он не сделал это из своего кабинета? —спросил Дронго.

— Откуда я знаю! — искренне удивиласьАлена. — Может, он не хотел оттуда говорить.

Там ведь столько народу, и все русский язык знают.

— А куда он звонил?

— Понятия не имею. Когда он стал звонить, я вышла, авернулась только через несколько минут.

— А куда вы ходили?

— В буфет, там как раз конфеты для подруги брала. Мывчера день рождения ее отмечали.

— Ясно. Спасибо вам, Королева. Можете идти. Только всвой кабинет. Больше никуда не заходите.

Девушка поднялась и, бросив недовольный взгляд на Дронго,вышла из кабинета, покачивая бедрами.

— Позовите Всеволода Игнатьевича, — предложилДронго, — по-моему, настало время нам с ним поговорить.

Им пришлось ждать достаточно долго, пока наконец заместительминистра не вошел в кабинет. Полностью игнорируя Дррнго, он обратился кминистру:

— Извините меня. Звонили из Стокгольма, я их успокаивалнасчет террористов.

— Правильно сделали, — кивнул министр, — еслипозвонят еще, скажите, что мы выступим утром со специальным коммюнике.

— Обязательно. — Всеволод Игнатьевич сел рядом сдругим заместителем министра, словно подчеркивая свой особый статус.

— Всеволод Игнатьевич, — обратился к немуДронго, — вчера дипломаты приняли решение не лететь вечерним рейсом, аперенести свой отъезд на сегодня.

— Правильно. Это предложили они, а мы сразу поддержали.Нам хотелось, чтобы они закончили работу спокойно, без лишней спешки.

— Очень хорошо, — кивнул Дронго. — Вы непомните, кто именно предложил такой вариант?

— Не помню. Может, швед, а может, англичанин. Толькофранцуз горячо возражал. Но в конце концов уломали и его. После этого я пошелдокладывать министру о случившемся.

— Нет, — с улыбкой заметил Дронго, — не вы, адиректор департамента Костин.

Всеволод Игнатьевич запнулся, смутился.

— Да-да, — быстро сказал он, — конечно, пошелдокладывать Костин. Я в это время был в своем кабинете.

— Нет, — снова возразил Дронго, — всесвидетели утверждают, что вы выходили во время беседы несколько раз из комнаты.

— Может быть, — нервно заметил заместительминистра, — я не считал.

— Тогда чем вы объясните тот факт, что, как толькодипломаты приняли решение об отмене вылета, вы сразу вышли из комнаты ибросились к телефону? Вас видели ваши сотрудники, они же обратили внимание наваше странное поведение.

Всеволод Игнатьевич открыл рот и сразу его закрыл. Потом сужасом спросил:

— Вы серьезно подозреваете меня?

— Если вы сумеете объяснить нам, куда именно звонили,то все подозрения с вас снимутся, — невозмутимо ответил Дронго, уже неглядя на министра, понимая, что тот недоволен.