И тут я заметила мужчину на другой стороне парка. Поначалу я не была уверена, что это он, но стоило ему поднять на меня глаза, как мои сомнения испарились. Он был более симпатичным, чем мне запомнилось, и в его движениях, в том, как он сидел, был особый дух значительности. Словно он был носителем важных известий, который забыл, куда он направляется. Меня пробрала дрожь – ведь это было описание меня. Может быть, все мои мнения о других людях – лишь попытки определить себя.

Не знаю почему, но я не удивилась, увидев его. Он сидел, скрестив ноги, словно это была его любимая поза. Он тоже не был удивлен, увидев меня.

Подошли дети и окружили Птичника. Они топтались сандалиями в пыли.

Он уронил коробку с камнями, когда мы столкнулись. Я до сих пор не понимаю, как он упал – наше столкновение было не таким сильным. Может быть, он потерял равновесие. Может быть, он давно уже ждал, чтобы кто-нибудь сбил его с ног, позволив уронить груз, что он нес с таким усердием.

Мы наблюдали за Птичником около часа, то и дело заливаясь смехом. Я увидела у него в руках багет – должно быть, он собирался кормить птиц. Птицы кружились над головами детей, подчиняясь, казалось, воле Птичника. Они летали по дуге, словно привязанные нитями. Дети смеялись и прыгали. И не переставая глазели друг на друга.

Я поглядывала на мужчину, и он бросал на меня взгляды. Наша встреча стала неминуемой. Мы текли друг к другу, как две реки.

И в какой-то момент я поднялась и подошла к его скамейке. Маленькие камешки рассыпались под моими туфлями. Я сосчитала шаги. Сердце готово было выпрыгнуть из моей груди. Я села и опустила глаза на его руки. Он выглядел удивленным, и я не знала, что делать дальше. Моя рука затрепетала, и он потянулся к ней. Я не отстранилась. Другой рукой он достал из кармана горсть желудей и положил мне на ладонь.

Я достала из своего кармана большой камень и вложила в его открытую руку. Если и есть такое понятие, как бракосочетание, оно заключается задолго до официальной церемонии: в машине по дороге в аэропорт; или когда полутемная спальня наполняется светом зари и влюбленный не сводит глаз со своей возлюбленной; или между двумя незнакомцами, под дождем, в ожидании автобуса, с руками, занятыми пакетами с покупками. В тот миг нам это еще неизвестно. Но позже мы понимаем – это и был тот самый момент.

Он всегда происходит без слов.

Слова подобны карте некой страны. Любовь – это жизнь в той стране, освоение территории.

Как могут двое понять друг друга так близко, не поделившись своими историями? Приходит возраст, когда истории теряют свой смысл, и те, что рассказывались с таким пылом, становятся шумом волны, которая так и не достигает берега, остается безмолвной. И нет ничего предопределенного, но нет и ничего случайного.

Я не влюбилась в Бруно в тот день. Я всегда любила его, и мы всегда были вместе.

Любовь, как жизнь, но она начинается до и не заканчивается после – мы приходим и уходим в середине.

IX

Мой отец когда-то сказал мне, что совпадения указывают на правильность твоего пути. Когда женщина, столкнувшаяся со мной в отеле Beverly-Hills, подошла к моей скамейке и села, я не знал, что должно случиться, но мне не было до этого дела. Единственное, что меня занимало, было чувство того, что я всегда хотел быть с ней рядом. Меня не тянуло излить ей душу – в этом не было никакой нужды; она знала все, что ей было нужно знать, не спрашивая меня ни о чем.

Мы сидели в парке, бок о бок, когда две птицы сели нам на колени. Птичник смотрел на нас. Дети тоже смотрели на нас. Женщина не шевельнулась. Она смотрела на свою птицу, но та глядела на меня. Маленькая птица на моем колене беззаботно крутила головкой. Потом она повернулась ко мне. Она потерла клювом, издав звук, похожий на звук пилы. Я думаю, она просила дать ей семечку.

Самый младший в толпе детишек закричал, птичник свистнул, и птицы вернулись на его простертые руки.

«Ты знала, что это случится?» – спросил я.

«Я для этого и подошла, – сказала она. Ее голос струился елеем. – Ты – француз?»

«Должно быть, батон выдал меня с головой?»

Она улыбнулась.

«Хочешь немного?» – предложил я.

Она покачала головой. «Он слишком красив».

Я оторвал верхушку батона, и она взяла ее. Разломив пополам, она дала мне кусок. Ватага голубей спикировала к нашей скамейке.

«Откуда ты?»

«Я родилась в горах Северного Уэльса. – Она закусила губу. – Ты знаешь, где это?»

«Да».

«Отлично, – сказала она. – Я возьму тебя с собой, если у тебя есть теплые вещи и любовь к сосискам».

Целый час мы сидели на скамейке, наблюдая за толпами людей, проходивших мимо.

Потом она сказала:

«Что нам теперь делать?»

Я был очень рад, что она сказала это. Значит, наши чувства были взаимны. Я все еще держал в руке камень, который она вложила мне в ладонь. А она убрала мои желуди в карман.

«У меня завтра концерт в Сан-Франциско – поедешь со мной?»

«Кто ты? – спросила она. – Скажи мне хотя бы свое имя – у меня нет привычки следовать за незнакомыми мужчинами».

Мы оба посмотрели на Птичника.

«Правда?» – сказал я.

Когда она смеялась, ее глаза слегка прикрывались.

«Бруно, – ответил я. – Мое имя – Бруно, и я – просто маленький мальчик из французской деревни, который умеет играть на виолончели».

Мой ответ ее удовлетворил. Но она поспешно заметила: «Может быть, это виолончель играет тобой. – Потом она добавила: Я думаю, что ты очень хороший виолончелист – может быть, даже талантливый».

«Почему?» – спросил я.

«Потому что ты – ключ, открывающий людей».

«Сомневаюсь».

«Не только людей», – добавила она.

Внезапно она смутилась, как это делает женщина, когда она боится сказать лишнее.

«Как тебя зовут?» – спросил я.

Она улыбнулась. «Ты можешь спрашивать меня каждый день, и каждый раз получать новый ответ».

Она прикусила ноготь и отвернулась.

«Не самый лучший ответ, не правда ли?»

«Лучше не бывает», – сказал я, и это было чистой правдой.

«Меня зовут Ханна».

Настоящее вырастает на просторах прошлого.

Я спросил ее о планах на уик-энд. Я не мог поверить, что приглашаю ее в Сан-Франциско – разрешаю незнакомке войти в мою жизнь, перелезть через ограду и направиться по полю к маленькому коттеджу, где я обитал не один десяток лет наедине с моей музыкой, моими камнями, моими французскими батонами; с рукавицей.

Я вспомнил женщину в заледеневшем окне в Квебек-Сити, монашку, написавшую мне пальцем на стекле слово.