Из окна номера 649 виден Енисей и семь арочных пролётов моста через него. На столе номера 649 лежала открытка повторяющая вид из окна отеля «Красноярск».

В городе пошёл дождь и огни автомобилей размазались как на картине Клода Моне.

Сел к столу и написал:

Поутихли бури / Красноярск не тот / Смотрит из отеля / Старый Дон-Кихот…

Вот он, мост, рукою / До него подать / С раненой ногою / Нам не добежать…

Тихий переулок / Девушка в окне / Сколько сдобных булок / Съели мы в во сне

Сколько пуль свирепых / Возле нас «дзынь, шлёп» / Хвостики от репы / Не догрызли чтоб…

Сад и хвоя, флоксы / Папоротник цвёл / Где же твои хлопцы / Старый ты осёл?

Этот был зарезан / Этот пулей сбит / Бредил же Хорезмом / …молодой бандит…

Встал.

Дальше идут строки из дневника.

«Наутро сходили позавтракали (шведский стол). Я – два отрезка помидоров, два – огурцов, фруктовый салат, чуть кофе. Завтракая (в пиджаке в белой рубашке) я заметил, что вижу теперь мир с неприятной стороны: все уроды, кто низкоросл, у кого щёки не те, у дам – толстые ноги, старухи слишком стары. А ведь два десятилетия тому видел мир со стороны бодрой грубости.

Сегодня в Красноярске солнце. Переменное, впрочем. Перед гостиницей ветер треплет шесть больших елей. Сказано же «ёлки-моталки».

Площадь пересекает тонконогая девочка с золотыми волосами на плечах. Вот она и есть счастье жизни. Всего-то? Там, где смыкаются ноги.

Три запомнившихся эпизода:

Днём заехали к Анатолию Петровичу Быкову. Я о нём книгу написал, зимой с 2000-го на 2001 жил в Красноярске на улице Ленина, а он в это время уже в тюрьме Лефортово сидел, а потом меня туда кинули, в апреле 2001. Так «протагонист» книги и её автор оказались в одной тюрьме. Как-то на прогулке (в Лефортово узники «гуляют» на крыше) часовые сверху, там они дефилируют, присматривая за нами, крикнули мне: «Слышь, Эдуард, вон герой твоей книги прыгает». Действительно, были слышны звуки тяжёлых прыжков. Он же спортсмен, умеет прыгать.

– Эй, – сказал я им вверх. – Пустите меня к нему.

– Противозаконно, – сказал старший, тот что помладше, улыбался.

– Да на пять минут.

– И на пять нельзя. Накажут.

И они отошли от меня, дальше ушли там по деревянному настилу.

И вот я все эти годы его не видел. А тогда только слышал.

У Анатолия Петровича теперь просто бизнес-центр! В 2000-ом у него был мелкий особнячок авторитетного предпринимателя со смешным бутафорским рыцарем на лестничной площадке. Сейчас у него просто здание ООН с вкраплениями розового мрамора на берегу Енисея. И с вертолётной площадкой в два раза крупнее, чем губернаторская (губернаторская там рядом).

Впечатляет. И ребят моих впечатлило. Обнялись при встрече по-братски. Где-то с час разговаривали в присутствии всех, Татьяны из агентства, которая нас сопровождала и его секретаря.

Анатолия Петровича слава Богу, не жалко. У него все хорошо. Старость на нём ещё невидна, а когда будет видна, то он же богатый человек, замаскирует свою старость.

Там дул такой сильный ветер. Резиденция называется «Сосны».

После я выступил пред гражданами в кинотеатре с плюшевыми креслами. Больше ползала пришли, но поскольку платное, то очень хорошо. Я был и остёр и остроумен. Охраняли зал качки из нашего отделения партии, один здоровый как Голиаф. Заправляет нашим отделением там Андрей Сковородников.

Ходили в Столбах по снегу. Там ещё снег. Трогательная надпись при входе. «В этом году медведи проснулись раньше, будьте осторожны».

Посетили «Второй столб», столб «Перья», столб «Бабушка и внучка». Столб «Дед», столб «Лев» (с висящим камнем). Водил нас профессиональный, что называется, «гид». Хотя он и владелец ресторана также.

Снег, запах сосен, говорят красноярцы сюда ходят по праздникам даже массово, но столбы – каменные глыбы выглядят сурово, опасно и неотёсанно.

Утром в Степанакерте начинают соревноваться петухи.

Хрипло прочистит горло один.

Сверху из серебристого маргарина облаков просачивается солнце. Не оставит без внимания хриплую трель соперника второй петух. Хотя бы и с другого конца города.

А лежащий в котловине как на сковородке город тем временем накаляется.

Дети просыпаются поздно, поэтому детей не слышно. Они орут к вечеру, шалят и бегают.

Улицы ещё пусты. Поскольку петухи не летают, то вместо них утренние смелые виражи устроили стрижи, раскрыв клювики глотают насекомых…

Господи, здесь же Восток, Эдуард, Восток, Восток! Махровый.

Проехала иранская фура.

Вчера спросил карабахца-учителя:

– А до Сирии тут далеко?

Он немного подумал:

– До Сирии? Да нет, недалеко.

Тигранакерт – он от армянского владыки Тиграна Великого, первый, что ли век до нашей эры, а не от тигра. Город Тиграна. Там оказался оазис, кипящая вода мчится из трёх источников, тутовые зелёные деревья, там стоит как нетронутый каменный караван-сарай. Настоящий караван-сарай, как в Голливуде. Вот сейчас выйдет Харрисон Форд. И горы также исправно поставляют воду как и две тысячи лет назад.

Люди приходят на пикники, то ли недалеко отсюда живущие армянские сельскохозяйственные люди, то ли приехавшие из армянской Армении. Вежливо уносят в пакетах с собой мусор. Может боятся, что их побьют. Чуть в стороне мы посетили вначале раскопки нескольких храмов Тигранакерта. Вряд ли это были христианские храмы.

Пройдя через редкий сад у караван-сарая полезли вдоль крепостной стены Тигранакерта вверх в гору. Поднялись на самый верх. Без привычки я три раза останавливался.

Сверху виден далеко синий Азербайджан врагов.

Глыбы камня очень большие жёлтые, но тащить далеко их не приходилось. В стороне на той же высоте – каменоломни. Плиты жёлтые, пористые, отёсаны так, чтобы входили друг в друга и не сползали и не расползались.

Там, отирая едкий пот, думаешь о восточных терракотовых и медных державах древности. Армяне звучит как «вооружённые», те кто обвешан «arms», хотя это – чепуха, конечно. Английский язык тут неуместен. Но народ старый как эти камни, армяне не менее живучи и сильны, и так же люди книг, как и евреи, просто Христос появился не среди них. Странно, что армяне не упоминают Мани, ведь пророк Мани появился среди них. Маленький армянин-инвалид.

Тутовые плоды карабахцы собирают и гонят из них водку. Я пригляделся к плодам, растоптанным на земле в оазисе, они все чёрные. Водка очень крепкая, 60 %.

В оазисе прохладно, ревёт вода, делая повороты и развороты. После этого пили кофе во дворе крепости XVIII-го века иранской постройки.