Это самое неприятное занятие, каким можно заниматься человеку – уничтожать себе подобных. В этом деле не присутствует ни радости охоты, ни радости победы – тусклая ежедневная галлюцинация. Словно живёшь внутри мрачных гравюр. В детстве мне привелось пересмотреть десяток старых фолиантов моего отца с гравюрами Гюстава Дорэ, вот на байкальском фронте я живу внутри гравюр Дорэ. К тому же давно не было солнца, мы его не видим почему-то. Возможно его украли и отбуксировали в глубину другой Вселенной злодеи, похитители солнц. Если таковые существуют.

Бойцы говорят – существуют, а бойцы многое знают. Некоторые знают много больше моего.

4.

Дороги размыты. Недавно местные реки вышли из берегов, поскольку месяцами идёт дождь. Так вот вся вода от ненормально долгих дождей не вошла в местные реки и не ушла в направлении океана. Вода осталась стоять, лишь незначительная часть её поступала медленно в почву. Автобус плывёт в этой жиже. Улучшенный современный автобус-вездеход с двухметровыми колесами как пароход плывёт по тому пространству где предположительно была дорога.

Мы уже сутки как не останавливаемся. Испражняемся в наши туалетные баки, автобус провонял дерьмом и мочой. Испражнившись мы принимаемся есть, остановиться нельзя, если попробовать выйти из автобуса, то провалишься в грязь до плеч. Автобус не останавливается, мы надеемся, что впереди, наконец, появится сухая земля и уж мы выйдем из автобуса и вволю походим.

Я написал, что я служил наблюдателем в Европе. Там царила обстановка как на закате цивилизации в последние дни Римской Империи. Приплывшие народы не обладали достаточным разумом, чтобы понять, что их слишком много и они просто истопчут и загубят этот, в сущности крошечный полуостров, Европу. А местные народы лишились разума в результате коллективных иллюзий, внушённых им водителями их цивилизации. Эти гуру утверждали, что следует принять прибывшие народы. И они принимали, а между тем количество пришельцев превысило уже количество живших там местных.

Однажды им не хватило продовольствия. Прибывшие оказались сильнее, поскольку отправлялись в тяжкий поход переселения исключительно индивидуумы молодые и выносливые. Местные же были больше старики, женщины, немногие дети. Прибывшим сильным мужчинам было нетрудно отнять у них еду, жильё, крыши над головами. Местные армии не смогли сколько-нибудь долго сдерживать агрессивный напор новых варваров.

В Европе стало грязно и тесно.

Вначале они бросали мусор там, куда прибыли. На причалах, на вокзалах, в палаточных лагерях, где их разместили. Первыми бросали мусор их дети: пластмассовые лопаточки, формочки, тазики, леечки. Первое время у разложившихся европейских солдат эти детские игрушки вызывали умиление. Однако, когда количество тазиков, лопаточек, кукол всех мастей, мягких животных, возросло до того, что на вокзалах и в палаточных лагерях скопились горы этой разноцветной утвари, синей, красной, жёлтой, белой, то улыбки сменили гримасы, а гримасы превращались в гротескные перепуганные маски.

Ну представьте, ты стоишь, на плече автомат, на тебе каска, на ногах – мокрые от пота носки, ты устал от целого дня охранной работы, а над тобой возвышаются эти горы детской утвари.

Была там и взрослая утварь, следы взрослой жизни, грязная, впопыхах сброшенная (чтобы надеть новую, её принесли добрые местные) одежда, покорёженная или просто старая обувь, подгузники, очень много вонючих подгузников. Ты стоишь, у тебя есть время размышлять. Ты думаешь «Зачем нам навязали всё это? Эти мокрые от пота носки на ногах, эти мокрые куклы с оторванными головами (прошёл дождь), этот уродливый старик-сириец, этот получеловеческого вида негритос с облупленным (куски розовой кожи в прорехи чёрной) лицом? Зачем?»

Отслужив сутки, идёшь домой отсыпаться, а возле твоего дома, в бывшем тихом сквере снова встречаешь мусор, и в этом мусоре спят североафриканские и ближне-восточные люди – проще говоря негры и арабы. Ты перешагиваешь через них, они открывают один глаз и пытаются тебе улыбнуться, потому что ты вооружён. За спиной у тебя лязгают зубами, как делают крысы, когда пытаются тебя запугать…

Поначалу ссор и драк не было. Они были слишком напуганы морской стужей, слишком были промокшие, голодные, слишком счастливы, обнаружив себя живыми.

Но когда они отоспались, пришли в себя, наелись, начались неприятности. Видя вокруг себя европейских раскованных женщин, которым европейцы всё позволяли уже полсотни лет, эти мачо-мужланы решили, что страна, куда они прибыли послала им этих женщин в знак гостеприимства.

Они начали нападать на европейских женщин. Выкручивать им руки, тискать их за мягкие и мокрые места. Запросто запускали руки женщинам в трусы. По их мнению, женщины вели себя вызывающе, приглашали их к нападению…

Стоп: нам приказывают остановиться.

Военные перегородили дорогу нашим автобусам.

Наши пытаются разобраться…

5.

Дьявол их возьми! Это были не наши военные. Выглядели как наши. Мчимся всей стаей автобусов. Это были «чайны». Мы их опрокинули, когда поняли, что это чайны. У нас девять убитых в нашем боевом слоне, стонут раненые.

(обрывается)

В Красноярске меня поместили в том же отеле, где я жил в 1999-ом. Но тогда это был другой отель. 18 лет тому назад там сидели в ресторанах и на этажах местные бандиты, красивые, молодые и грубые, а теперь – где они? Отшумели и погибли.

В холле отеля «Красноярск» сидел в 2017-ом только молодой наглый широкоротый опер – ждал нас и, увидев, как мы оформляемся, успокоился, доложил начальству по телефону и улепетнул по своим делам в своих кроссовках.

Тогда в 1999-ом меня встречали на платформе ж/д вокзала с духовым оркестром, который заиграл «Прощание Славянки», едва мы сошли с поезда. «Это кого встречают?», – спросил скромный я. «Вас».

И люди со мной тогда приезжали другие. Майор Бурыгин был тогда, всем нам дали по отдельному номеру, принимавшие нас парни Фёдор и Олег не поскупились, и майор тотчас размотал свои портянки и гордо повесил их на батарее. Майора нет в живых, он скончался в своей Электростали от побоев в ночь с 30 на 31 марта 2001 года из-за моей авантюры с вооружённым восстанием в Казахстане.

Такие мысли, что называется, «нахлынули» на меня, когда я подошёл к окну номера 649 отеля «Красноярск» и взглянул в окно. Площадь перед отелем, мост через Енисей, всё как тогда, только люди другие. Восемнадцать лет. Через мост – два световых потока, один – на ту сторону Енисея, другой – на нашу…

Уже стемнело, поскольку самолёт наш запоздал с вылетом из Москвы. Прилетели в 18:35 по красноярскому.

На кой я туда припёрся? Я, который всегда декларировал принципиальное невозвращение к отжитым женщинам и городам. Припёрся. Появилась возможность встретиться с жителями города и нам оплачивали три авиа-билета туда и обратно. И я никогда не отказывался увеличить своё влияние. Поэтому принцип увеличения влияния возобладал над принципом невозвращения к отжитым городам.