— К бою! — скомандовал Шрам, и бойцы мгновенно исчезли, заняв заранее подготовленные позиции.

— Понял, что происходит? — прошипел в микрофон Малюта.

— Давай без подколов! Твоё предложение!

— Действуем по твоему первоначальному плану. Я пропускаю колонну в глубь заграждения, торможу и отвлекаю переговорами. Они вынуждены будут остановиться! Их цель — наркота из капонира.

— Очень похоже, — после паузы согласился сержант, — Работай!

И тут же принялся раздавать указания подчинённым, разъясняя первостепенные задачи:

— Все внимание! Тунгус, Духан — занимайтесь арьергардом. Устройте затор из квадриков. Блокируйте возможность разворота и отхода. Карач, на тебе тачанка. Жимба — «Шишига». Капитан — приманка. Я держу на мушке «Буханку». Работаем!

Григорий Лукьянович не ошибся. Едва Уазик, укрытый обвесом против мутантов, миновал импровизированные ворота, водитель сразу свернул к капониру. Он, видимо, очень удивился, заметив убранную камуфляжную сеть и развёрнутый в его сторону БТР, стволы которого смотрели на машину в упор.

Во всяком случае «Буханка», взвизгнув тормозами, замерла раньше, чем Малюта, разведя руки в миролюбивом жесте, вышел из-за бронетранспортёра.

Все в Уазике понимали, что вид безоружного парламентёра обманчив и спарка из тридцатимиллиметровой пушки и крупнокалиберного пулемёта разнесёт их в клочья.

Пулемётчик пикапа, метнувшийся сначала к своему «Утёсу», так же сообразил, что шансов победить у него нет и демонстративно поднял руки.

Ребята оказались крайне сговорчивые и готовы к диалогу.

— Огонь по команде капитана, — дал новые вводные Шрам и слегка покивал стволами БТР, демонстрируя, что вооружение не муляж.

Экипаж тюнингованного УАЗ 452 пребывал в ступоре недолго. Открылись дверцы кабины и два человека, одетые в поношенные комбезы и балаклавы, со встроенными респираторами, вывалились наружу, одновременно поднимая руки. Водитель практически вертикально, пассажир, опасливо пытаясь заложить ладони за голову.

— Без резких движений, — предупредил безопасник, предполагая, что у второго могут быть кобура или между лопаток крепиться ножны с кинжалом.

— Я был здесь неделю назад! — потеряв терпение или окончательно обделавшись от страха, выпалил водитель.

— Сними шапку, — приказал Малюта.

Тот быстро повиновался, сорвав с головы балаклаву. Среднего роста, жилистый татарин испуганно смотрел на безопасника, роняя капли пота с раскрасневшегося лба.

— Зуфар? — спросил Малюта, и водитель шумно выдохнул, решив, что раз грозный начальник знает его имя, то вероятно убийство временно откладывается.

— Да! — радостно подтвердил он.

— Ты нам и нужен! — осклабился безопасник и резко скомандовал, — Мордой в землю, руки в стороны! Работаем!

Мир после пандемии изменился настолько, что никто даже не подумал переспрашивать, бычить или взывать к закону и требовать адвоката. В этом мире всё решала скорость. Замешкался и тут же получил пулю.

Двое буквально рухнули в пыль, распластавшись в виде морской звезды. Вжались в грунт буквально за мгновение, как согласованно заработали пулемёты и автоматы. Всё кончилось так быстро, будто чистильщики находились не в условиях неожиданной встречи с противником, а в родном тире, где-нибудь на полигоне под Рязанью.

Затем три фигуры бросились к колонне, производя одиночные контрольные выстрелы. Тунгус, сбросив с крыши капонира альпинистский трос, спустился и, разглядывая поле боя через прицел ВСС, занялся тем же. Сержант, пыхтя и матюкаясь, выбрался из люка бронетранспортёра.

— Ну и пекло в кабине, — объяснил он своё недовольство, протягивая сигарету напарнику, — Старая модель. Без кондюка и удобств.

Глава 39

Допрашивать Малюта любил и умел, возведя весь процесс в степень то ли искусства, то ли ритуала. Подозреваемого он подводил к общению под протокол долго, вдумчиво и с виртуозной изощрённостью. Никогда не орал, не раздражался, не психовал, если подопечный начинал юлить или отрицать предъявленные ему обвинения. Всегда был спокоен и даже приветлив. И улыбался. Особенно, когда на первом этапе живописал во всех красках, как и чем будет пытать задержанного. В мельчайших подробностях рассказывал и показывал, какими инструментами начнёт терзать его плоть и какими закончит. Тут требовался индивидуальный подход.

Наиболее эмоционально он описывал телесные муки и запредельную боль, которые испытает пойманный бандит. В мельчайших подробностях делился нюансами каждого пыточного орудия и преимуществами одного перед другими.

Затем отводил задержанного в одиночную камеру в подвале и пару дней мариновал, ожидая, когда испуг перерастёт в панику. Как правило торопиться не было причин. Никто не ставил конкретных сроков, не требовал выполнения плана по раскрытию и отчёта по результатам.

Затем опять тащил в пыточную, привязывал к верстаку, сняв штаны с бедолаги и смакуя, с неизменной улыбкой, признавался в самом любимом виде истязаний. Отпиливанию коленной чашечки. При этом раскрывал тайну данного метода. В мышцах много крови, но мало нервных окончаний. Поэтому если просто пилить ногу, то будет грязно и допрашиваемый, не успев признаться, сначала потеряет сознание, а потом умрёт от потери крови. А вот колено состоит из трёх костей, хрящей и сухожилий. Масса нервных окончаний делаю адскую боль максимально продуктивной.

Как правило хватало лёгкого надреза, чтобы клиент заговорил, признаваясь во всех косяках, вплоть до возраста грудничка, когда из вредности кусал сосок матери.

Таким образом, к кузнецам, с просьбами выковать испанский сапог или железную деву он никогда не обращался. Его набор был предельно скромен: пара ножовок по дереву с крупным зубом и максимальным разводом, секаторы, струбцины и рашпили. Ничего необычного. Всё имелось в хозяйстве любого плотника.

В общем пытки, если говорить по большому секрету, Григорий Лукьянович не любил и считал это крайней мерой. Показаниям, добытым подобным образом не доверял. Считал, убедившись неоднократно на личном опыте или из практики коллег, что от нечеловеческих мучений даже невиновный оговорит себя и признается в чём угодно.

Пытки, во-первых, считал уделом маньяков, получающих наслаждение от людского страдания. Во-вторых, их использовали не как средство дознания, а как метод запугивания, добиваясь покорности и повиновения. Взять для примера практику инквизиторов или конкистадоров.

Тем не менее слухи, распускаемые о его жестокости, гуляли по всему поселению и за его пределами. Вот что улыбка и доверительная беседа творит!

Зуфара для допроса безопасник выбрал сам. Тот знал подробности произошедшего здесь и, весьма вероятно, предполагал, где Данила скрывается после ухода с блок-поста.

Второй, гордо представившийся сталкером из клана «Долг», его не интересовал.

Оставив пленника под присмотром Карача, Малюта отошёл к «Тигру». Прогнал Петьку с водительского места, где тот прижух, отчаянно вращая широко раскрытыми глазами и приказал прогуляться. Дескать, ноги разомни и не подслушивай. Парень навесил на мордашку гримасу обиды, но возражать не стал. Хватило ума не хвататься, как малец за батины портки и не канючить, напоминая, что совсем недавно его ценили и угощали сигаретой.

Затем, открыв дверь багажного отсека,