Конечно, я могла ошибаться. Но точно знала: за всем этим стоял Дом. Он наблюдал за действиями Роджера, постиг их цель и сделал все возможное, чтобы заставить Роджера поверить, что он преуспел в своих начинаниях, попутно подвергая его и меня невыносимым мучениям. Если Дом ставил себе именно такую задачу, то справился он на отлично.

* * *

Я отвернулась от окна. На сегодня поиска сведений было достаточно. Я отключила компьютер, выключила свет и покинула библиотеку, закрыв за собой дверь. Вместо того чтобы спуститься на первый этаж, я направилась в другой конец коридора, к лестнице на третий. Но взбираться по ней не стала. На тот момент мне надоело ссориться с Роджером по любому поводу, я хотела посмотреть в окно у лестницы, которое выходило на ту сторону, где прошлым днем увидела горы. Но не ждала, что снова увижу их там, и, разумеется, не увидела. На еще светлом небе не было ни облачка. Мне, скорее, хотелось посмотреть на то место, где они были, как будто сам факт их присутствия изменил пространство, будто я могла увидеть и почувствовать следы этого присутствия – остаточное изображение, так сказать. Я стояла у окна, вглядываясь в небо, смотрела сквозь него, туда, откуда явились мне эти гигантские очертания.

Ничего. На мгновение я была в полной уверенности, что они все еще там, вне поля моего зрения, но потом эта уверенность растворилась. Не знаю, что бы я сделала, явись они снова. Думаю, я смотрела на небо, чтобы удостовериться, что они не появятся. Надеюсь, ты понял. Но какое бы потрясение не принесло явление этих гор, думаю, я была бы счастлива их увидеть. Такое вот счастье безумца.

Когда я, наконец, оторвалась от окна, в коридоре было темно – результат моего долгого созерцания неба. В паре метров от меня стены, пол и потолок исчезали в сумраке. Заморгав, я сделала шаг вперед и остановилась. Дом изменился, начал перестраиваться, и это был уже не столько дом, сколько пересечение десятка коридоров, ведущих неизвестно куда, и через меня словно прошел электрический разряд. Подобно танку, таранящему землянку, мир, в котором обитала Странность, – то не-место, которое подбиралось все ближе и ближе, – прорывалось в мир, в наш мир, который мы называем реальным.

И ощущение… Представь, что ты прислонился к стене, но она внезапно отскакивает от тебя, а теперь увеличь его в два раза, три, двадцать, сорок раз, как будто прислоняешься не к одной, а к каждой из стен, но их разом отдергивает от тебя в ту же секунду. Головокружение – цветочки по сравнению с этим ощущением. Я падала все дальше от самой себя во всех возможных направлениях. А то, что ничего вокруг меня не менялось, совсем не помогало. Наоборот, это делало все только хуже, усиливало дезориентацию. Я была, за неимением лучшего слова, подключена к Дому, словно каждая вибрация по этой огромной паутине проходила и через меня. За мгновение, слишком короткое, чтобы найти слова для описания, эта паутина растянулась так далеко, что было невозможно сказать, где она заканчивается.

Я пошатнулась, потеряла равновесие и потянулась к ближайшей стене, чтобы найти точку опоры. И прикоснулась к леднику. Я отдернула руку, качнулась в противоположном направлении и больно приземлилась на пол. Рука онемела, и я прижала ее к груди. В коридоре все еще было темно. Глаза должны были уже привыкнуть к сумеркам, но ощущение Дома затмило зрение. Передо мной были пустые, черные и холодные устья коридоров. Онемение в руке постепенно отступало, сменяясь болью. Я больше не хотела там находиться, и это все, что я могла сделать, чтобы не рвануть в один из коридоров, в том числе тот, что был прямо передо мной. Я оглянулась назад – туда, где я только что стояла и смотрела в окно, но ничего не смогла различить. Бегство на третий этаж к Роджеру отменялось. Но я все равно закричала его имя, так громко, как только могла, чтобы он бросил все свои дела и примчался ко мне.

– РОДЖЕР! – крикнула я. – РОДЖЕР!

Мой голос повел себя странно: казалось, вместо того, чтобы отскочить от стен, он унесся далеко вперед. Я бы услышала, если бы Роджер начал торопливо спускаться по лестнице. Но слышала лишь тишину, которую нарушало только мое дыхание.

А затем я действительно что-то уловила. Три звука, раздавшихся один за другим так быстро, что их едва можно было различить: бах-бах-бах. Казалось, они доносились издалека. Потом утихли, а затем повторились снова. Входная дверь. Кто-то стучал во входную дверь так сильно, что дребезжало стекло. Несмотря на всю абсурдность ситуации, я чуть не крикнула: «Минутку!» Что «минутку»? Я немного занята сверхъестественным явлением?

Бах-бах-бах. С третьей трелью звуков до меня дошло, что ничего вокруг меня не изменилось и не рассеялось вместе с шумом. А значит, что источник звука находился не за пределами сверхъестественного явления. Он был его частью. Я поднялась на ноги; голова кружилась как юла; боль лизала мою ладонь, но, отстранившись от всего, я сосредоточилась на входной двери. Стены в том измерении, может, и исчезли, но все двери остались на своих местах. Конечно, странно, но меня это волновало меньше, чем ощущаемое по ту сторону двери присутствие абсолютной энергии, жара огненной геенны – или адского холода, неважно; в любом случае, оно было способно поглотить все, с чем столкнется.

Казалось, что эта фигура… Не просто была окутана пламенем, она была соткана из него, и эта фигура стояла на нашем крыльце. Однажды я уже ощущала близость такого пекла – тогда, в закусочной на Мартас-Винъярд. Несколько недель назад доли секунды хватило, чтобы мой разум отключился. А теперь оно требовало пустить его внутрь, и от одной его близости мое сознание затрещало по швам. Но оно… Тед, будем называть вещи своими именами: за дверью стоял Тед, пылающий огнем проклятия своего отца и собственной ярости. Это Тед барабанил кулаком в дверь. Он стучал. Может, это значило…

Щелкнула дверная ручка. Мы забыли запереть дверь. Я постоянно говорила Роджеру, что нельзя оставлять дверь открытой, потому что мы живем в одном из самых больших домов в городе, но он настаивал, что причин для беспокойства нет. И в Гугеноте нам нечего бояться. Иногда я защелкивала ручку и еще, бывало, засов, но в тот день я совершенно об этом забыла. Вряд ли бы это что-то изменило. Слегка скрипнув петлями, входная дверь распахнулась, и Тед вошел в дом. Он стучал не для того, чтобы его впустили. Он стучал, чтобы объявить о своем прибытии.

* * *

Это был не первый визит Теда в Дом Бельведера после смерти – я уже чувствовала его в доме. Но это был первый раз, когда он вошел с намерением, с такой театральностью, и в тот момент, когда Дом был в состоянии… Как бы его назвать – распада? Все стихло. Тед прибыл в Дом. К счастью, я не могла его видеть, но его присутствие шрапнелью разлеталось по пространству. Он осматривал прихожую, как будто оценивал ремонт. И хотя я не сомневалась, что он прекрасно видит меня, все же затаила дыхание и постаралась не двигаться, пока новая волна головокружения грозилась сбить меня с ног, а боль пронзала ладонь. Я знала, что меня вряд ли это спасет, и, услышав скрип половиц у лестницы на второй этаж, а затем протяжные стоны ступеней, я едва не потеряла сознание от страха. Он не спешил, но и медлить не собирался.